Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)

Алексеев Сергей Трофимович

О своем сопернике они почему-то говорили с непонятным уважением, если не сказать – с трепетом.

– Ничего, мужики, и такое бывает, – подбодрил их Савватеев. – Главное, разобрались… А этот дядя Слава хорош!

Провокация был отпарирована мгновенно и в один голос:

– Он ни в чем не виноват! Он жениться хотел! – Сказали это в порыве и тут же потупились.

– Что же Миля не пошла за него?

Братья посмотрели на Савватеева с изумлением и в тот же миг потрясли неожиданной, странно звучащей из их уст и сдвоенной фразой:

– Миля

и не собиралась за него, а просто отдалась.

– Она хотела, чтоб дядя Слава заложил души всех ее будущих детей.

Савватеев потряс головой, полагая, что ослышался, ибо эти парни от сохи, выжаренные среднеазиатским солнцем и суровой службой, не могли произносить такие слова.

– Как это – заложил? – искренне спросил он. Ответ бойцов пограничного спецназа ошарашил его еще больше.

– Первый мужчина закладывает основу будущего поколения, – с ребячьей непосредственностью объяснил один.

– Все рожденные потом дети будут иметь его духовные и нравственные качества, – как-то уж очень привычно уточнил другой.

– Поэтому в древности у вождей племен существовало право первой ночи.

– Раньше об этом знали, а сейчас забыли.

– И девчонки отдаются кому попало…

– А потом говорят: почему дебилы рождаются, наркоманы?..

Савватеев молча встал, отошел к стене и оттуда взглянул на братьев, словно издалека пытаясь рассмотреть то, что было не видно с близкого расстояния…

И ничего не увидел. Те же прежние бравые молодцы, разве что ставшие чуть задумчивыми.

– Откуда вы… все это знаете?

– Миля сама рассказала, – пожал плечами один.

– И таджики подтверждают, – вдруг ляпнул второй. – Мы разговаривали…

Савватеев растерянно сел.

– Погодите… А почему именно дядя Слава? Он что, вождь?

– Нет, не вождь…

– Но имел право…

– С какой стати?

Братья посмотрели пытливо, словно проверяя серьезность его намерений.

– Потому что дядя Слава оживил Милю, – заявил тот, что сидел слева.

– Она умерла у нас на руках…

– А он воскресил.

– То есть как – воскресил? – спросил Савватеев, вспоминая старика-профессора, что срезал бритвой грибы. – Реанимировал, что ли?

– Можно и так сказать…

– Оживил, вдохнул жизнь…

– Это мы его попросили.

Савватеев уже во второй раз слышал эту историю, но если, рассказанная стариком, она даже не затронула сознания, то сейчас пробила насквозь, будто упавшая с крыши сосулька: душа содрогнулась, замерла, и ледяной холод разлился от темени по всему телу.

Савватеев съежился и спрятал руки в карманы брюк. В ушах зазвенело, и утратилось ощущение времени.

– Если мы больше не нужны, то пойдем, – напомнили о себе братья.

– Идите, – встряхнулся Савватеев. – Конечно…

Парни одновременно встали.

– А то отпуск всего десять суток…

– Вместе с дорогой…

– Скажите, чтоб нас не задерживали.

Савватеев позвал Финала, велел взять машину и отвезти Трапезниковых в Зеленый Берег, а сам

еще час ходил, сидел и лежал в каком-то полузамороженном состоянии. Потом вспомнил, что где-то оставалось виски, не допитое в компании с Твистером, и еще час растерянно, часто забывая, что ищет, бродил по углам номера, пока случайно не наткнулся на бутылку, стоявшую на подоконнике за шторой. Не ощущая ни вкуса, ни запаха, он сделал несколько крупных глотков, затем лег и стал ждать, когда растает эта сосулька, однако вместо потепления в душе у него началась отрыжка, причем плохим самогоном.

В эту ночь Савватеев так и не уснул, не один раз прокрутив в памяти весь странный разговор с братьями, но так и не мог уловить чего-то главного, а вернее, сделать некий вывод, который вроде бы напрашивался сам собой и в последний миг ускользал. Лед, глубоко проникший в подсознание, так и морозил его, напоминая отрыжку самогоном, и к утру не растаял, однако пригрелся, и холод уже не ощущался так остро. К тому же после утренней связи с руководством стало ясно, что вторжения американских специалистов по розыску не избежать, а шеф по-прежнему считает, что эту кашу должно расхлебывать ФСБ, и Савватеев остается всего лишь наблюдателем.

Оставаться наблюдателем в его состоянии было хорошо, по крайней мере, если и придется отвечать, то не сейчас, а когда-нибудь потом. И эта оттяжка времени его устраивала, поскольку сейчас Савватеев ни за что бы не смог сконцентрировать свои мысли, вычленить и проанализировать основное, превратить свои соображения в формулу и ответить. Если бы приказали доложить реальную обстановку или устроили спрос сейчас, он бы лепетал что-то о колдовских чарах хозяина базы Ражного, потому что заледенелое сознание, впрочем, как и подсознание, притягивались к этой непонятной фигуре и ни одного вразумительного объяснения ее реального существования не находилось.

Вывел его из этого липкого состояния внезапный вызов Варана. Командир группы диверсантов, партизанивший возле фермы, давно осатанел от массового психоза поисков и в последнее время откровенно ругался матом; тут же вновь обрел достойную профессионала простоту и лаконичность.

– Объект у меня, – доложил он скучно.

– Какой объект? – переспросил Савватеев.

– Ваш пассажир, – был ответ. – Правда, состояние оставляет желать лучшего…

– Пристегни его к себе! – приказал он, хватая охотничью куртку, реквизированную на складе базы. – Я выезжаю!

Финал уже бывал в Зеленом Береге, поэтому гнал машину по лесным дорогам, не раздумывая на развилках и перекрестках, куда свернуть. В замерзших лужах трещал лед, ветер от колес вздымал палую листву, сучья откровенно царапали лакированные бока джипа, а склоненные деревья опасно целили в лобовое стекло. За несколько километров от фермы опер загнал машину в ельник, и дальше Савватеев пошел пешком, вернее, короткими перебежками, на зов радиомаяка.

Варан выступил из лесных сумерек неожиданно, как тень, стянул маску с лица.