Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
Вероятно, бандерша на рыбалке пробилась поближе к Каймаку, напомнила ему о невостребованном заказе и, едва причалив к берегу, кинулась в гостиницу и скоро подвела и представила свою наперсницу шефу «Горгоны», хотя тот мог видеть ее за столом сорок раз. Тогда Ражный и заподозрил, что на этом юбилейном отдыхе есть некое подводное течение и эта Надежда Львовна приехала со своим стройотрядом не только для того, чтобы скрасить досуг, ублажить состоятельных мужчин; какие-то свои дела проделывала, интриги плела и весьма осторожно заманивала в сети влиятельного государственного служащего.
Так
Вторым, а может, и главным интриганом тут был финансист. Чувствовалось, он стремится показать, что выше всех плотских утех и вынужден участвовать в скучных для него юбилейных мероприятиях; ни баня, ни пьянка, ни рыбалка ему не интересны, и толпу из сексуально озабоченных самцов и трудящихся самок он глубоко презирает.
А Каймака и вовсе ненавидит!
Поджаров слегка оживился, когда после рыбалки устроили соревнование по стрельбе из пистолетов и автомата «узи», принес из машины своего «стечкина» и с удовольствием перемолотил все бутылки, развешанные по кустам. Шефа «Горгоны» это задело, поскольку ему хотелось ловить рыбы больше всех и стрелять лучше всех. Ему вложили в руку пистолет, навешали бутылок еще больше, и Каймак открыл огонь. После впустую расстрелянной первой обоймы он закричал:
– Пистолет дерьмо! Дайте другой! Поджаров, дайте мне ваш пистолет!
Тот с удовольствием вручил ему «стечкина», но подложил свинью – поставил флажок на автоматический огонь, и Каймак, не проверив, ударил по мишеням длинной очередью. Естественно, не попал, однако на финансиста не обиделся, перевел пистолет на одиночные выстрелы и оставшимися в обойме семью патронами расколотил две бутылки. Пока ему перезаряжали оружие, оглянулся на толпу и чуть ли не лекцию прочитал:
– Это очень тяжелый пистолет, скажу я вам. И вообще, отечественное оружие – детище системы и для спортивных целей не годится. Оно предназначено только для убийства. Для убийства человека.
Затем подманил к себе Милю с ошейником, поставил ее впереди себя, положил ствол на ее плечо и с упора расстрелял все бутылки без единого промаха.
Публика радостно зааплодировала, а оглушенная, оглохшая девица, качаясь, пьяно убрела к кочегарке и там чуть ли не заползла в траву – ее попросту контузило от выстрелов и теперь тошнило.
Бандерша тотчас же ускользнула следом, а Каймак вдруг заметил Ражного.
– А как у нас стреляют охотники? – спросил он, под одобрительный гул отдыхающих протягивая ему пистолет. – Или вы привыкли убивать зверей дробью?
– Охотники привыкли стрелять по живым целям, – уклонился Ражный. – И не только дробью. Но живых мишеней я пока не вижу.
Шеф «Горгоны» ничего слышать не хотел, сам пошел развешивать бутылки.
– Вот сейчас и посмотрим! Сначала по мертвым!.. Если что – организуем живых! – Толкнул в бок одну из своих подружек, мол, вот она, мишень, и торжественно объявил: – Внимание, господа! На огневой рубеж выходит настоящий охотник!
Финансист мгновенно оказался рядом, зашептал:
– Принимай вызов, хозяин. Иначе шеф опозорит… Давай, давай, спецназ, покажи класс! Тебе же хочется его показать, я вижу…
Более всего Ражного насторожили
– Я его сделаю, а он обидится и денег не заплатит, – свалял дурака Ражный.
– Деньги плачу я, – предупредил финансовый директор. – Давай!
Каймак со своими «живыми мишенями» развешал бутылки, вернулся сияющий, в предвкушении удовольствия взял со стола пистолет и снова протянул Ражному:
– Прошу вас! Как говорили в старину, к барьеру!
До целей было метров двадцать, поэтому Ражный отошел еще на столько же, увлекая за собой болельщиков, и, когда остановился на новом рубеже, все затихли.
– Давай! – улучив мгновение и скрывая восхищение, еще раз шепнул Поджаров.
Ражный выбрал позицию, поприцеливался в бутылки, затем несколько секунд смотрел в небо и, отвернувшись от мишеней, попросил:
– Завяжите мне глаза.
Кажется, публика не расслышала этого, но Каймак все понял.
– Если охотник не разобьет ни одной бутылки, он уже победил! Завяжите ему глаза!
В толпе возник легкий шумок – искали, из чего сделать повязку, и тут смуглокожая филологиня, подаренная ему бандершей, сдернула с себя бюстгальтер, не спеша приблизилась и, жарко дыша в лицо, дразня грудью, стала так же медленно завязывать глаза.
– А если у меня затрясутся руки? – шепотом спросил он.
– Такие руки не затрясутся, – одними губами вымолвила итальяночка.
На расстрел посуды ушло девять секунд – по одной на бутылку. Десятая осталась целой, поскольку висела донышком к фронту и Ражный срубил ветку над ней.
Он поставил пистолет на предохранитель и не успел сдернуть с глаз повязку, как оказался в объятиях Каймака…
Тогда у него и возникло подозрение, что этот важный и странный человек иной сексуальной ориентации – слишком уж жарко обнимал и норовил поцеловать в губы, так что можно было бы спутать со смуглянкой. Ражный вывернулся из его рук, сдернул с глаз бюстгальтер и поднял его вверх. И лишь когда Каймак отступил, под недружелюбное молчание парней «Горгоны», кинулся обнимать и поздравлять Ражного яростный стройотряд. И десяток женских рук, губ не смогли стереть или хотя бы затушевать ощущение мерзости, оставленное этим защитником прав человека.
В последнюю очередь к Ражному подошел финансист, хлопнул по плечу, но спросил опять шепотом:
– Ну что, убедился?
Ражный в ответ сплюнул и отер рукавом лицо.
Между тем этот поединок был почти мгновенно забыт, ибо Каймак нашел новое развлечение – варить уху, и все теперь колготились возле костра. А Поджаров на правах уже своего, доверенного человека почти не отходил от Ражного.
Шеф «Горгоны» не брезговал работой, возился с уловом, носил дрова, снимал накипь в огромном медном котле и сам добавлял специи. Он в самом деле был или извращенец, или циник, потому что указав, например, на котел с ухой, сказал, что он похож на тюремную парашу, а потом стал рассказывать публике, какими бывают параши вообще и как на них неудобно сидеть.