Волчья хватка
Шрифт:
Ражный молча зачерпнул из кадки кружку воды, поставил перед Милей.
– Это у тебя завтрак? Или… ужин?
– Ем, когда голоден…
– Я тоже! – засмеялась она. – В основном ягоды… В брошенных деревнях много малины. И одичавшие сады… Яблоки крупные, но очень кислые. Много грибов, да я в них не разбираюсь и боюсь отравиться… Оказывается, человеку так мало надо! И знаешь, мне нравится такая жизнь. Первый раз я ощутила свободу. Не ту, о которой все время говорят, спорят, – настоящую свободу. Я стала смеяться!
– Придет зима – будешь плакать, стрекоза.
– Не буду! Я нашла вагончик, совсем целый. Вставила стекло и отремонтировала железную печку, – сообщила Миля с удовольствием и внутренней гордостью. – Сейчас заготавливаю хворост… Если бы у меня был топор!
– Я дам тебе топор, – пообещал он. – И нож.
Видимо, она решила, что разговорила Ражного, добилась его расположения.
– А скажешь? Откроешь тайну?.. Не давай ни топора, ни ножа – скажи! В чем смысл девственности? Почему природа так устроила?.. Зачем тебе непорочная дева?
– Чтобы продолжить род.
Миля попила воды и встала, осматриваясь: почти совсем рассвело и проявилось строгое убранство дома.
– Ну вот… Я снова начинаю думать, что ты сектант. Так серьезно относишься… к продолжению рода. Несовременно… И не хочешь открыть тайны.
– Ее нет. Никакой тайны нет! Все просто, и об этом знают… По крайней мере, еще недавно знали. Лет сто назад… Если не знали, то поступали интуитивно, по зову голоса родовой памяти. – Ражный убрал тарелку в шкаф, смел крошки со стола. – Или… по образу и подобию Божьему.
– Не понимаю… Пока ничего не понимаю!
– Почему Господь избрал девственницу Марию, чтобы родить своего Сына, Христа? Почему все пророки рождались от непорочных дев? А стали бы они пророками, будучи рожденными порчеными женщинами?
– Не знаю… Это сложно. Я не разбираюсь в религии, хотя в школе нам давали. – Она все больше смущалась. – Но никто так не ставил вопросов…
– Ты слышала, в некоторых племенах существовал обычай: вождь обладал правом первой ночи?
– Да! Конечно, слышала!
– Зачем это ему было нужно?
– Дикие обычаи, наверное… Пенки снимал.
– Работал! Заботился о здоровье своего племени.
– Это шутка, да? – неуверенно спросила она.
– Добро, скажу проще, – согласился он. – Первый мужчина закладывает… души всех будущих детей, которых потом родит женщина, независимо от кого. Генетический код, тончайшую материю разума и сердец для всего потомства… И еще… Он делает ее матерью. Дает то, чего нет еще у девственницы – ген материнства. Я хочу, чтобы души моих детей стали продолжением моей души. Хочу, чтобы моя жена получила дар материнства от меня. И тогда мой род продлится. В противном случае он прервется, а на свет появятся ублюдки, родные только по крови.
– И это – все? – растерянно спросила Миля.
– А разве
– Нет… Я была не готова к такому… Думала, все на самом деле проще…
– Теперь ты скажи, – перебил Ражный. – Как попала в мой дом?
– Сюда?.. Но дверь и правда была открыта.
– Хоори дал тебе ключ?
– Не давал… Почему ты мне не веришь?
– Может, тебе дал его Поджаров?
– Да нет же, нет!..
Дом вдруг содрогнулся, зазвенела посуда в шкафу, и в потоках зоревого света из окон закружилась пыль.
– Что это? – испугалась Миля, инстинктивно качнувшись к Ражному. – Землетрясение?..
– Похоже, – пробормотал он, прислушиваясь: откуда-то из недр дома донесся сдавленный, короткий вскрик…
– Какой странный у тебя дом… В нем радостно и страшно!
– Погоди! – Ражный отстранил ее, выскочил в коридор и, на ощупь отыскав дверь на поветь, потянул на себя…
Она оказалась открытой. И звук, долетавший из огромного пустого пространства повети, был знакомым и характерным: так обычно гудели натянутые в струну веревки правила.
Ражный даже не заглянул туда, вернулся в дом, молча достал топор, нашел на полке охотничий нож.
– Вот, возьми, – сказал он, вкладывая все это в руки Мили. – Возьми и уходи!
– Прямо сейчас?.. Сразу?
– Сейчас и сразу, – почти насильно повел к двери. – Я ответил тебе, удовлетворил любопытство. Иди!
– Это не любопытство!..
– Все равно иди!
– А можно…
– Нельзя! Иди! – Ражный выставил ее на крыльцо и закрылся на ключ.
Потом зажег свечу, прикрывая пламя ладонью, толкнул ногой дверь на поветь и замер на пороге…
Он ни разу не ощущал, как сотрясается старый родительский дом, когда падают вниз противовесы, ибо в этот миг вздымался, взлетал над землей и не чувствовал ее притяжения…
– Почему ты позволил этому финансисту уехать? – спросил боярый муж, глядя испытующе, словно ждал обмана или подвоха.
– Был уверен, что вернется. И он вернулся…
– Чем же он заслужил твою снисходительность?
– Я понимаю, он был врагом… Но он искренне заблуждался, и я хотел лишить его разума… – Ражный помолчал. – Он наказал сам себя… Забрался в дом и попытался подняться на правиле. Что вышло, надеюсь, представляешь…
– А где сам был в это время?!
Он не хотел говорить о Миле и потому ответил неопределенно:
– У меня были гости. Не забывай, я живу в мире…
– Ты вотчинный аракс! – прикрикнул боярин. – И все, что происходит на твоей земле, подвластно тебе! А не чьей-нибудь воле! Где пленка, снятая его человеком?
– Уничтожил…
– Ты уверен, что она в единственном экземпляре?
– Ему было опасно делать копию. Поджаров всегда вел двойную игру и был очень аккуратен, иначе бы ему давно открутили голову.