Волчья каторга
Шрифт:
— Так точно, закрыты. Да так закрыты, что и захочешь, да не откроешь.
— Интересно, — произнес Воловцов. — Человек убит, двери заперты изнутри, окна наглухо закрыты… Как же преступник вышел из комнаты с похищенными часами и деньгами? Ведь не может же быть так, что преступник смертельно ранил коммивояжера Стасько и скрылся, а раненый коммивояжер из последних сил соорудил для отвода глаз подобие спящего человека на своей постели? А потом закрыл, стало быть, дверь в свой номер, куда-то подевал ключ и отполз под этажерку помирать, чтобы его ни в замочную скважину, ни из фасадного окна не было видно?
— Не может такого быть, господин судебный следователь, — согласился
— Значит, убийца как-то вышел из номера Стасько. Но как?
— Не могу знать, господин судебный следователь, — ответил Самохин и сделался печальным. — Погодите, — вдруг встрепенулся городовой. — В комнате Стасько есть еще одна дверь. Она ведет в комнату хозяев…
— То есть? — поднял брови Воловцов.
— Ну, рядом с номером Стасько имеются две смежные комнаты. В одной живет Глафира Малышева, в другой, дальней, — ее сестра. В комнате Глафиры Малышевой есть двустворчатые двери, ведущие в комнату Стасько. Только они до нашего прихода были заколочены.
— Вы проверяли?
— Конечно. Мы с господином надзирателем вдвоем едва отогнули верх двери, да и то, это сестры Малышевы отбили, когда заглядывали в комнату Стасько…
— А когда они в нее заглядывали? — поинтересовался Иван Федорович.
— Дык, когда достучаться до постояльца своего не могли… — ответил городовой.
— А двери они при вас отбивали? — остро глянул на него Воловцов.
— Нет, до нас еще.
— А кто слышал, как они двери отбивали? — спросил судебный следователь, доставая из кармана свою памятную книжку.
— Да все, кто в коридоре были, — ответил Самохин. — Постояльцы, прислуга, опять же, Семка этот, пацаненок…
— Что вы еще можете добавить?
— Когда пришел господин надзиратель Поплавский, мы вскрыли двери номера и обнаружили труп. С признаками насильственной смерти, — добавил городовой Самохин. — А потом господин надзиратель начал допрашивать свидетелей…
— Да, я ознакомился с протоколами допросов, — сказал Воловцов. — А вы могли бы вызвать господина Поплавского ко мне?
— Конечно. Как только от вас выйду, так его и найду. И скажу, что вы его ожидаете.
— Хорошо, — кивнул Иван Федорович. — Благодарю вас, вы свободны… Хотя, нет, Петр Степанович… Как найдете господина полицейского надзирателя, приведите его ко мне, а сами побудьте покуда в коридоре. Я поговорю с Поплавским недолго, а потом вместе в меблированные комнаты сестер Малышевых двинемся. Поглядим на месте, что к чему…
— Слушаюсь….
Полицейский надзиратель города Дмитрова господин Филимон Кондратьевич Поплавский лет десять уже дожидался, когда Панкратий Самсонович Разумовский подаст в отставку, дабы занять его место. Но начальник Дмитровской полиции Разумовский оказался вечным, и столь долгое и, как уже стало казаться Поплавскому, нескончаемое ожидание желанного карьерного роста наложило отпечаток и на внешность, и на характер полицейского надзирателя. Был Поплавский меланхоличен, если не сказать безразличен ко всему, что творилось вокруг, служение ему, видимо, крепко осточертело, и, будь его воля, а главное, место, куда податься, он давно бы ушел из надзирателей в какой-нибудь департамент или даже в контору помощником столоначальника. Но в Дмитрове теплых и незанятых мест не имелось, а для того, чтобы занять таковое в Москве, Поплавский уже потерял хватку, а вместе с ней и саму возможность на перспективу. Глаза его имели такое же выражение, какое можно заприметить у побитого пса, уже потерявшего надежду отыскать вожделенную косточку с мясом и слоняющегося теперь возле мусорных ящиков просто по привычке и от нечего
— Полицейский надзиратель, титулярный советник Филимон Кондратьевич Поплавский, — представился он Воловцову.
Иван Федорович назвал себя и протянул для пожатия руку. Ладонь у Поплавского была мягкой, пожатие вялым и бессильным.
— Прошу вас, присаживайтесь, — обратился к титулярному советнику Воловцов.
— Благодарю вас, — меланхолически ответил Поплавский и присел на краешек кресла. Но не из робости или стеснения перед московским начальством, а в силу характера, не позволяющего делать все полностью и до конца…
— Я прочитал ваши протоколы допросов, но мне все же хочется услышать от вас характеристики допрашиваемых лиц и все, чему вы явились свидетелем. Давайте начнем с того, что к вам прибежал этот пострелец Семка и передал просьбу городового Самохина прийти в меблированные комнаты Малышевой на Московской улице. Итак, что происходило далее?
— Да, все так и было: прибежал прислужник Малышевых, сказал, что меня просит прийти к ним городовой Самохин, ну, я и пошел…
— В котором часу вы прибыли в меблирашки Малышевой? — спросил Воловцов.
— Было что-то около трех часов пополудни, — ответил полицейский надзиратель.
— И что вы увидели?
— Я увидел городового Самохина, Глафиру Малышеву и ее сестру. Они стояли возле запертой комнаты и дожидались меня.
— В каком состоянии находились сестры Малышевы?
Поплавский устремил взор куда-то вбок, словно припоминая. Потом медленно ответил:
— Мне показалось, что они взволнованы.
— Но ведь это нормально — быть взволнованными, обнаружив труп постояльца в своей гостинице, как вы думаете? — любопытствующим взором посмотрел на полицейского надзирателя Поплавского Воловцов.
— Да, я полагаю, что в данных обстоятельствах такое состояние содержательниц меблированных комнат вполне оправданно, — согласился Поплавский.
— Хорошо, — продолжил Иван Федорович. — Что было дальше?
— Дальше мы вскрыли комнату…
— Как?
— Поскольку запасного ключа у Малышевой не было, городовой Самохин с моего разрешения просто выбил дверь.
— Ясно, — констатировал судебный следователь. — Что было после того, как вы вскрыли дверь в комнату Стасько?
— Я вошел вместе с городовым в комнату и увидел прямо у входа кровь. — Поплавский говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. — На кровати как будто лежал человек, накрытый одеялом с головой. По крайней мере, так поначалу казалось… Как позже выяснилось, на кровати лежало свернутое пальто, прикрытое одеялом, и создавалось впечатление, будто постоялец в номере просто крепко спит.
— Как вы думаете, кто это сделал?
— Конечно же, тот, кто убил, — последовал незамедлительный ответ.
— А для чего он это сделал, как вы полагаете? — задал новый вопрос Иван Федорович.
— Чтобы создать впечатление спящего человека, — несколько удивленно посмотрел на него Поплавский.
— И все?
— А для чего же еще? — вопросом на вопрос ответил полицейский надзиратель.
— Надо полагать, еще для того, чтобы выиграть время, — несколько недовольно произнес Иван Федорович. — Из окна и в замочную скважину постель видна, как и спящий на ней человек. Постоялец лег очень поздно, спит, зачем, мол, его тревожить? А в это время убийца все дальше и дальше уходит от места преступления и преспокойно заметает следы, не без основания полагая, что нам его уже не достать…