Волчья мельница
Шрифт:
– Слишком поздно, Фредерик. Зло содеяно! – заявила она. – Не нужно было делать меня предметом торга, я не вещь! И брак по расчету меня не прельщает. До свидания! Я тороплюсь.
Она быстро пошла прочь. Провожая ее взглядом, он не смог совладать со своей злостью. Выругался, а потом крикнул:
– У вас все равно не будет выбора! Не отказывайте мне, Клер, иначе я пристрелю вашего волка-полукровку, как того бешеного пса, который чуть на вас не напал…
Девушка резко остановилась, потом круто
– Это полная чушь! Может, мой пес и полукровка, но точно не волк! Где вы видели таких послушных волков? И зря вы напомнили мне про бедного Моиза! Убить собаку девушки – плохой способ вызвать у нее симпатию!
Фредерик принужденно рассмеялся и, пришпорив лошадь, галопом пустил ее по дороге. Клер и заподозрить не могла, как разволновался наследник Понриана при одной лишь мысли, что не будет ею любим.
Колокольня в Пюимуайене отзвонила три пополудни. Девушка решила не ходить к Жану. Лучше дождаться ночи либо сходить завтра.
«Я оставила Бертий за столом, и папа наверняка беспокоится! Нужно возвращаться…»
Она повернула к дому. Ей было о чем подумать: возвращение Базиля и то, что временами он говорит загадками, его обещание помочь, приезд жандармов, пылкие признания Фредерика…
«А я? Что в итоге будет со мной?» – спрашивала она себя.
Клер на мгновение остановилась, чтобы полюбоваться солидными постройками мельницы, чьи белые каменные стены вырисовывались на сером фоне скалы. Даже на таком расстоянии слышался стук толкушек и вопли белого павлина, сидевшего на садовой ограде. Покатую крышу жилища семьи Руа золотило солнце.
– Это мои владения! – пробормотала она. – Мой дом…
Порыв нежности, желание как можно скорее оказаться в кругу родных, с которыми ничего не страшно, заставили девушку пуститься бегом по нераспаханному полю, поросшему дикой ежевикой и чертополохом. Во двор она вошла одновременно со скупщиком кроличьих шкурок, у которого в тележке был их целый ворох – вывернутых, зловонных. Он поздоровался, приподняв засаленную шляпу. Из дома выскочила Этьенетта с двумя сухими шкурками в руке. С ведома Клер она забирала вырученные за них гроши.
Навстречу Клер выбежал отец в своем неизменном, испачканном клеем и бумажной массой, переднике.
– Клеретт! Я места себе не нахожу! Жандармы перевернули мельницу вверх дном – искали беглого, он опасный преступник, убийца. Милая, не убегай вот так больше из дома!
Дрожа от волнения, Колен обнял дочь. Клер позволила себя приласкать, наслаждаясь теплом отцовских объятий.
– Прости, папочка! – прошептала она.
– Это я должен просить прощения, – отвечал бумажных дел мастер. – Я очень дурно обошелся с тобой, дочка. А теперь будто гора с плеч! Я боялся, ты сделаешь какую-нибудь глупость.
– Какую, например? – воскликнула
– Прогуляться, когда в окрестностях бродит беглый каторжник!
Колен крепче сжал ее в объятиях. Клер закрыла глаза. Она решила больше не искать встречи с Жаном и даже стать снова послушной дочкой, которая больше всего на свете боится не угодить отцу и матери. Стать собой прежней – «мадемуазель с мельницы», как многие называли ее за глаза.
«Забуду его! – пообещала себе Клер. – У меня хватит сил. Я забуду его!»
Колен очень обрадовался, увидев, что дочь жива-здорова. Обняв Клер за плечи, он повел ее в перетирочный цех. В детстве ее зачаровывало монотонное движение больших, оснащенных ножами цилиндров, которые приводила в движение вода. Вот и сейчас она привычно заглянула в чан с бумажной массой. В смежной комнате трое рабочих, сидя на табуретах, на специальных станочках измельчали ветошь. Клер вспомнила, что два года назад эту работу делали женщины.
– Папа, а почему ты перестал брать работниц?
– Твоей матери это не нравилось. Ортанс по натуре ревнива, думаю, ты и сама уже это поняла. В свое время я нанял Катрин с кузиной, но девушки работали медленно, больше перешучивались с парнями. Тогда-то Фолле и попал в ловушку: они с Катрин стали встречаться. А моя бедная Ортанс решила, что я волочусь за кузиной! Словом, пока на мельнице нет чужих женщин, я хотя бы живу спокойно!
Так перед Клер открылась еще одна грань супружеской жизни ее родителей. Ревность была ей несвойственна, равно как и зависть. Впервые в жизни ее осенило, что собственная мать, возможно, недолюбливала ее из-за того взаимопонимания, которое было между отцом и дочкой. Впечатление было такое, будто под ногами вдруг открылась бездна под названием «мир взрослых».
– Как тут жарко! – сказала она, просто чтобы не молчать. – Какую надо иметь выдержку, чтобы работать в такой парилке!
– Зимой или осенью, конечно, поприятнее, – кивнул отец. – Но ведь главное – это результат! Вот, взгляни-ка!
И, озабоченно хмурясь, отец увлек ее в соседнее помещение, служившее складом. Там на деревянных паллетах стояли стопки готовой бумаги – множество, сразу не сосчитать. Здесь пахло клеем и сыростью.
– Знаменитый ангумуазский «v'elin royal»! – сказал бумажных дел мастер. – Остается подыскать покупателя. Вот эту партию мы сделали под заказ, но англичанин отказался ее брать. Есть еще нераспроданный товар… Не понимаю, Клер, как сегодня работает рынок! В приоритете то, что производится быстро и что легко доставлять. А вот на качество плюют! Хоть переходи на упаковочный картон!
Конец ознакомительного фрагмента.