Волчья река

Кейн Рейчел

Когда я кладу трубку, то вижу, что закат еще не наступил, просто предвечерние тени уже сделались длинными и густыми, и я в течение секунды наслаждаюсь этой тишиной, а потом направляюсь к ящику, стоящему у поворота на подъездную дорожку. Крышка разрисована веселенькими желтыми цветочками, и хотя дети хотели написать на ней наши имена, я очень твердо сказала им «нет». Я позволила им подписать их работу инициалами, сочтя это приемлемым компромиссом. И сейчас я фокусирую внимание на этом рисунке, на мире, который он символизирует, и говорю себе, что справлюсь со случившимся.

Откидываю

дверцу ящика – и вижу размытое движение еще до того, как слышу шипящий перестук. Инстинкт заставляет меня отскочить назад за миг до того, как змея атакует. Я делаю несколько быстрых, неловких шагов прочь; змеи могут ударять почти на всю длину своего тела. Она промахивается на несколько дюймов, втягивается обратно и начинает сердито завязываться узлом внутри.

Змея. В моем почтовом ящике.

Я пытаюсь усмирить неистовое биение своего сердца и непроизвольную дрожь. Эта тварь пятнистая, серая с бурым, словно лесная почва, с характерной для ядовитых гадов угловатой головой. Я не разбираюсь в змеях, но знаю, что если они гремят, то ничего хорошего это не сулит. Не знаю, закричала ли я. Вероятно.

Я набираю номер знакомого офицера Нортонской полиции – Кеции Клермонт, одной из немногих людей, которым я могу доверить своих детей. Должно быть, мой звонок застает ее в машине, потому что она говорит через гарнитуру, а к ее голосу примешивается шум дорожного движения.

– Привет, Гвен, что случилось?

– У меня в почтовом ящике змея. – Мой голос звучит на удивление бесстрастно. – Мне кажется, эта какая-то разновидность гремучих змей.

– Что?!

– Гремучая змея. В моем почтовом ящике. – Я оглядываюсь по сторонам и хватаю сломанную ветку, лежащую поблизости, сначала удостоверившись, что под ней нет дружков той змеюки. При помощи ветки захлопываю дверцу ящика, запирая змею внутри… а потом начинаю гадать, не использовалась ли эта ветка для той же самой цели. Слишком поздно беспокоиться об отпечатках пальцев, даже если б их удалось снять с шершавого дерева. – Кец, а если б ящик открыли мои дети? Господи боже…

– Она ядовитая?

– Она гремела.

– Она тебя не укусила?

– Нет. Нет, кажется, не укусила. – Адреналин в крови начинает спадать, и я чувствую тошноту и головокружение. Проверяю свои руки – нет ли на них следов укуса, – но все чисто. – Я в порядке, но кто-то должен забрать эту тварь.

– Хорошо, вот что тебе нужно сделать: держать ящик закрытым. Обмотать его скотчем, если понадобится. Я пришлю специалиста, чтобы он извлек змею. – Следует пауза. Дорожный шум становится тише. – Ты думаешь, кто-то сунул ее туда? Намеренно?

– Когда я подошла к ящику, он был закрыт, Кец. И в нем была почта. Змею кинули туда после того, как доставили почту. Если только змеи не научились закрывать за собой двери, она явно не сама заперлась там.

После этого Кеция на несколько секунд умолкает. Я слышу пощелкивание – набирает кому-то текстовое сообщение. Когда она снова заговаривает, голос ее звучит слегка отстраненно.

– Ладно, вот как мы поступим. Я попросила прислать змеелова и криминалистов. Как только змею уберут, криминалисты займутся твоим почтовым ящиком. Если нам повезет, кто-то оставил на нем свои пальчики.

Не могу

представить, чтобы кто-то оказался настолько глуп, но она права – следует хотя бы попытаться.

– Хорошо, – говорю ей. – Буду ждать их здесь.

– Я уже еду.

Когда ярко-голубое небо над моей головой выцветает до тускло-оранжевого, а зелень деревьев превращается в черные резкие тени, Ланни спускается по склону ко мне. Ветер уже утих, озеро совершенно недвижно. Большинство лодок пришвартованы у причалов.

Я стою в шести футах от почтового ящика, не сводя с него взгляда.

– Мам? – спрашивает Ланни.

– Возвращайся в дом, – говорю. Я смотрю на почтовый ящик – вероятно, слегка загипнотизированно. – Я скоро приду. Мне нужно кое-кого дождаться.

– Ну… ладно. – Она не понимает, что я делаю и какие вопросы тут можно задать. – Ну что, нам начинать готовить курицу или как?

– Да, – говорю я ей. – Готовьте. Спасибо, солнышко.

– Ладно. – Ланни не уходит. – Мам, с тобой всё в порядке?

– Всё хорошо. – Она хмурится, глядя на меня. – Солнышко, мне просто… нужно немного времени, ладно? Нужно кое-что сделать. А ты иди. Скажи Сэму, что со мной всё хорошо.

Потому что я знаю, что следующим сюда спустится Сэм.

Ланни отлично понимает, что я не говорю всю правду – а я не говорю, потому что забочусь о безопасности дочери, – но в конце концов она уходит. Мне нравится этот ее инстинкт: сомневаться во всем. В будущем он ей пригодится, даже в общении со мной. И я рада, что она не осталась. Я остро осознаю – и все острее по мере того, как вокруг темнеет, – что стою здесь одна, на открытом месте, и вряд ли змея в ящике является единственной угрозой. Что, если человек, подложивший ее туда, вернется? Что, если он прямо сейчас прячется у меня за спиной? Я сдаюсь. Поспешно озираюсь по сторонам, пока моя дочь поднимается вверх по склону.

Вокруг никого нет. Я не вижу никаких опасностей.

Но это не означает, что их нет. Они просто ждут своего часа.

2. Гвен

Змеелов прибывает минут через десять. Это суровый мужчина, выглядящий так, как будто целыми неделями не выходит из леса, и мне это не нравится. Или он мне не нравится. Или все это сразу.

– Я приехал за этой змеей, – говорит он.

– Документы, – коротко говорю я.

Он моргает:

– Что?

– Предъявите мне свои документы. Я вас не знаю, и я вооружена. – Ставлю ноги в прочную бойцовскую стойку, перенеся вес на срединную линию и пружиня коленями. Я не знаю, знакома ли ему это стойка, однако взирает он на меня с подозрением. Вероятно, считает, что у меня паранойя.

Что ж, в этом он прав.

– Хорошо. – Поднимает обе руки вверх. – Конечно. Я достану документы, ладно?

– Медленно.

Он так и делает, не сводя с меня взгляда, – заводит одну руку себе за спину. Я притворяюсь, будто нащупываю свой пистолет, хотя оставила его в «бардачке» чертова пикапа и теперь мысленно пинаю себя за это. Но когда змеелов – медленно – извлекает руку из-за спины, в ней нет ничего, кроме бумажника. Он открывает его и достает толстую белую визитку.

– Положите на землю, – говорю я ему.