Волчья сотня
Шрифт:
Все трое разошлись по своим позициям, проверили оружие и приготовились к долгому ожиданию. Связанный Стаднюк пытался на первых порах жалобно и укоризненно мычать, но Горецкий ткнул его револьвером в бок, и мясник обиженно замолчал.
Массивная фигура «приманки» – свиньи в сюртуке – неподвижно возвышалась посреди комнаты, посверкивая в лунном свете очками.
Время, казалось, остановилось. В темноте и тишине каждый случайный звук становился подозрительным и заставлял Бориса вздрагивать. То слышался скрип рассохшейся мебели, то возня и писк в мышиной норке, то по улице за окном лавки проходил припозднившийся прохожий. Казалось, прошло уже много часов, но по перемещению полоски лунного света на полу Борис понял, что время еще только подходит к полуночи.
На
Снова ничего не происходило. Время шло мучительно медленно. Борис почти уверился, что Коновалов не придет, что он почувствовал неладное и не попадется в расставленную для него ловушку.
Тело мучительно ныло от вынужденной неподвижности, глаза слипались, внимание притуплялось.
Вдруг Борис услышал тихий, но совершенно отчетливый скрип. Скрип донесся со стороны окна, и тут же неуловимо изменилось пятно лунного света на полу. Кто-то осторожно и почти бесшумно приотворил ставень на единственном маленьком оконце.
На мгновение заслонив пробивающийся с улицы бледный лунный свет, в окне появилась бесформенная темная фигура. Борис осторожно поднял револьвер, готовый в любое мгновение к молниеносной схватке. Теперь еще больше нужна была выдержка, нужно было дождаться, когда Коновалов проявит свои намерения, чтобы взять его на месте преступления, не оставив никаких лазеек, никакого сомнения в его предательстве. Борис был весь как сжатая пружина. Дремоты и утомления как не бывало, все чувства необычайно обострились. Бориса волновало только одно: заметили ли появление гостя остальные участники засады.
Его беспокоило, сыграет ли свою роль приманка. Но, переведя взгляд на неподвижную фигуру в кресле, он успокоился: в темной комнате она казалась неотличима от дремлющего толстого человека в картузе и блестящих выпуклых очках.
Отвлекшись на приманку, Борис на долю секунды потерял из виду гостя и теперь безуспешно пытался найти его: темная фигура растворилась в темноте комнаты, а двигался Коновалов так бесшумно, что никакой ничтожный звук не выдавал его перемещений. Борис покрылся холодным потом: неужели Коновалов раскрыл их обман и скрылся?
И в это мгновение раздался окрик унтер-офицера Ельдигеева:
– Стоять! Ни с места!
Послышался звук удара, короткой борьбы, и неясная тень метнулась к окну. Борис бросился ей наперерез, сшиб с ног убегающего человека, схватил его, получил болезненный удар в живот, но не выпустил беглеца, продолжал держать его, несмотря на сыплющиеся удары…
И тут наконец помещение осветилось.
В дверях кладовки появился Горецкий с зажженным керосиновым фонарем в руках. Тут же к борющимся подскочил Ельдигеев и помог Борису скрутить бешено сопротивляющегося человека, одетого в неброскую форму донского казака.
– Игра закончена, Коновалов! – прохрипел Борис, едва отдышавшись и поднимаясь на ноги.
Горецкий подошел к ним и направил свет фонаря в лицо ночному гостю.
– Что?! – изумленно воскликнул Борис не веря своим глазам. – Это вы?
Перед ним со скрученными за спиной руками стоял, тяжело переводя дыхание, ротмистр Мальцев.
К 10 октября 1919 года на орловском направлении Красная Армия имела шестьдесят две тысячи штыков и сабель, более тысячи пулеметов и двести семьдесят орудий против двадцати двух тысяч штыков и сабель, трехсот семидесяти пулеметов и семидесяти двух орудий Добровольческой армии. Тем не менее белогвардейцы, владея инициативой, продолжали наступление. Главком РККА С.С. Каменев [16] отдал приказ о контрнаступлении двумя ударными группами. Однако Добровольческая армия продолжала наступать и 10 октября захватила Кромы, а 13 октября – Орел. Ударная группа красных и Эстонская стрелковая дивизия наступали на Кромы
16
Каменев, Сергей Сергеевич (1881–1936) – советский военачальник, участник Первой мировой войны, полковник. С сентября 1918 по июль 1919-го – командующий Восточным фронтом. С июля 1919 по апрель 1924-го – главнокомандующий Вооруженными силами республики.
17
Примаков, Виталий Маркович (1897–1937) – командир Красной Армии. В январе 1918 г. сформировал первый полк Червонного казачества, которым командовал до августа 1919 г. Затем командир бригады Червонного казачества, начальник кавалерийской дивизии, кавалерийского корпуса.
Горецкий явился под вечер и был мрачнее тучи.
– Аркадий Петрович, мне нужно с вами поговорить! – заявил Борис.
– Вот именно, голубчик, у меня тоже есть для вас новости, – вздохнул Горецкий. – Дела мои в Ценске закончены, и наше с вами общее дело мы благодаря вам и Саенко довели до логического конца, хотя и с большими сложностями. Допросил я ротмистра Мальцева, он совершенно спокоен, ведет себя мужественно, чего я и ожидал. Такого человека надобно иметь в единомышленниках, а не во врагах! И на черта он связался с Петлюрой? – вздохнул Горецкий.
– Послушайте! – встрепенулся Борис. – За всей этой суматохой мне только сейчас пришло в голову: если предатель – не штабс-капитан Коновалов, то кто же тогда убил коновода Пряхина и зачем?
– Я задал ротмистру этот вопрос, и он ответил, что Пряхина убил он, потому что Никифор Пряхин, будучи в госпитале, совершенно случайно подслушал разговор Мальцева с Кулябко. Разговор был конфиденциальный, и, если бы Пряхин начал болтать, кое-кто мог бы заинтересоваться, а Мальцев должен был быть вне подозрений.
– Как Кулябко оказался в госпитале?
– Так он же служил там заместителем начальника по снабжению. А вы не знали? – удивился Горецкий. – В общем, они так и не поняли, слышал ли Пряхин что-нибудь, но рисковать не могли, оставляя его в живых… Не один Пряхин был его жертвой в Ценске. Когда Кузнецов узнал о задуманной мной проверке пятерых подозреваемых при помощи пакетов с фотографической бумагой, он решил переиграть меня и подставить в качестве подозреваемого есаула Бережного. Естественно, Бережного нужно было убрать, пока его не арестовали. Бережной хорошо знал Мальцева и впустил его к себе, ничего не подозревая. Этим он подписал себе смертный приговор. Значит, так, голубчик Борис Андреевич, послезавтра я выезжаю в Новороссийск, а вам надлежит подождать три дня, кстати, отдохнете пока, рану подлечите, к тому времени я вам пришлю инструкции, куда ехать.
– Но я должен позаботиться о Варе, – растерялся Борис.
– Вот об этом я и хотел поговорить. В Новороссийске у меня будет возможность устроить вашу сестру на пароход, отправляющийся в Константинополь. Это хорошая возможность для нее покинуть Россию.
– Вы считаете, что это необходимо? – упавшим голосом спросил Борис.
– Более чем, – сухо проговорил Горецкий, – я вам настоятельно советую использовать представившуюся возможность, а не ждать, когда объявят официальную эвакуацию.