Волчья стая

Калинин Максим

Оставив Сновида на Таврику, с двумя сотнями спешно отправился в дельту Днепра надо помочь Деяну ускориться в строительстве и организации. Впервые увидел, как мои ремесленные наловчились град с изнова строить. Огромная равнина, взглядом сразу охватить невозможно, токма в трубу подзорную смотреть, покрытая рубцами канав и копошащихся словно муравьи людьми. Дымы костров повсюду. На пристань подходят, разгружаются и тут же отходят ладьи с камнем, лесом. Среди –этого хаоса с деловитым видом и чертежом доверенного участка, выделяясь одинаковыми кафтанами, расхаживают и покрикивают на люд работный, мастеровые. Старшие с разных

участков временами сходятся между собой, тыкают в чертежи, а потом снова к работным, кому копать, куда таскать, а у кого время пищу снедать, в столовую к котлу общему отправляют. Даже тракты начали строить в сторону Киева и Таврики. Везде свои старшины и над ними старшие, всяк в своей амуниции, что издали понятно становится какого он сословия и от какого ремесла. Всё делается из камня сразу, деревянные токма башни охранные сложили по границам всего селища, да избу Деяну, она же и терем совещательный. Остальные покудова в шалашах да землянках. Старшие артельные, уже через месяц стены поднять каменные, в этаж высотой обещают, а на следующее лето фрегат зачать строить – докладывал Деян.

Гонял в голове с тех самых пор, как наказ дал на - эту экспедицию, имя для нового града не мог выбрать. А тут осенило словно.

– Нарекаю Светлаградом, в честь дочки Златой подаренной.

Пошли обходить мой будущий град, смотрели и дивились, как много людей разного роду и племени трудиться на стройке и ведь понимают друг друга. Слышны были слова языка славянского, плохо понятно, но общим был наш язык и - это радовало. На нас, поглядывали с интересом, кафтанами не выделялись, токма почище остальных, а вот десяток дюжих гридней с ружьями и взглядом колючим напрягал любого.

Решил посмотреть, как кормят рабочий люд. Большой шатёр прямо промеж стройки, в нём столы с лавками длинные, а при входе баба половником орудует при котле, прозванным дружинным.

Передвижная кухня на колёсах и с котлом железным, Сбынькиных рук дело и моей подсказки, для кормления войск в походе.

Мастеровой прибёг и шибко старался, успевая на женщину с половником покрикивать, да сказывал, как у него в хозяйстве всё ладно и сытыми всяк ремесленный уходит.

– Вот суп гороховый и кашу из гречи, да с мяском сегодня, многие такого и в жизни не пробовали, а тут виж каждый день да по-разному. Баба у нас справно варит, из невольниц бывших с Таврики, а теперь у неё кусок свой с углом, да и монету печатную зарабатывает.

Пахло на самом деле приятно, Тимоша аж извелся слюнки пуская. Решили пробу снять, попросили и нам паёк дать работника. Поинтересовался у Деяна

– А что над всеми мастера есть? Даже на кухне ходит и поварих кашу варить учит?

Пока говорили, да ближник растерявшись упомнить пытался. Тимошка на пол со скамьи повалился, выгибаясь и рвать его стало, за пузо ухватился. Когда я подскочил он уже глаза закатывать стал.

– Потравили лиходеи!

Скомандовал гридням

– Всех, кто рядом был вязать. Мне молока срочно и яйца куриные

Покудова пытался залить в уже бесчувственное тело пацана, как можно больше воды, заливая в него прямо с ковша. Рвоту вызывать не пришлось, Тимошкин организм сам выталкивал всё за день съеденное. Принесли молоко, отхлестал по щекам мальчишку, чтобы привести в сознание

– Пей, пей кому говорю, сколько можешь.

Должно быть больше испужавшись меня гневать и

не понимая творящейся кутерьмы, глотал молоко и жевал куриные яйца. Потом его опять рвало. Подхватил мальца на руки и в избу Деяна потащил. Тот сам был бледен хоть и не ел. Благодаря Тимошке мы все не успели попробовать отравы.

– Давай мне девок надёжных, пусть кислого молока вскипятят и через тряпицу нацедят, что гущей станет –этим болезного кормить, коль в себя придёт.

Вроде через время малец засопел спокойней и притих. Велел девкам раздеть и помыть. Ежели до завтрашнего дня не оклемается, то всё… наказал им приглядывать всю ночь, а ежели очнется накормить творогом и молоком поить.

Под вечер сели за стол с Деяном, думу думать, достали нас супостаты, посреди своих и как хитро, ядом. Никто же не ведал, что придём туда именно… и если бы я прежде Тимоши начал есть… то всё, тут и неведома никому, как с напастью такой совладать окромя меня.

– Что в допросной?

Никто не ведает, а вот мастер, который нас обхаживал в трапезной, как в воду канул. Уже вышли по всем дорогам гридни от спецотряда-милиции. Уйдут одваконь быстро, а потом будут на встречу лиходею вертаться. Тут всё селище переворачивают, нашли уже с кем тот пришёл. Не мастер он вовсе, а работным простым нанялся, кафтан у пьяного старшего с артели увел.

Ядом травить – это явно византийский почерк.

Получается, когда я посольство Василевса мягко отправил домой, не солона хлебавши, они тут же убийцу за мной послали, да ещё какого ловкого и не признать иноверца в нем, языком и обликом славянином казался.

Повариху притащили, побитую, рыдала и сказывала про мастера ряженого, что он страшный человек и боялась она его потому, что прирезать грозил, коль рот открыть попытаюсь. Видела его в Херсонете, когда тот на подворье её хозяина, купца Фоки захаживал. Повариху совсем недавно продали хазарам и тут опять его увидала, а он даже ухом не повёл, лишь дал ей понять, что всё ведает и за ней пригляд повсюду имеет.

– Так слышал Деян, там Сновид уже Херсонет взял, давай спецов своих туда и пусть берут всех и Фоку этого.

К утру Тимошка не пришёл в себя, девицы прятали опухшие от слёз глаза, винясь пред мной, что не смогли спасти отрока. Я вышел из себя, прогнал всех гневаясь больше на свою нерасторопность, обнял Тимошку и зарыдал.

– Что жёнам то скажу своим? Он же, как сын был всем, сестрёнке его Мане в глаза посмотреть, как…? Она же станет вызнавать, где Тимоша с гостинцами…?

Почувствовал волчий запах, как подошла моя Ракша и стала лизать лицо Тимошкино. Словно вновь на капище Дубка очутился. Боялся глаза отомкнуть, вдруг всё чудиться. Сквозь веки плотно сжатые понял, что она…, чувством иным осознал.

– Волчица придёт, когда надобно станет!

А потом он вздохнул глубоко, словно жизнь к нему обратно прилетела, Перуном на землю отпущенная. Мальчишка дышал ровнёхонько, глаза уж открыл

– Андрей Любомирович, что случилось, отчего горюешь государь мой?

Девки то прогнанные, уже всем сказывали, что представился отрок потравленный. Когда я с мальцом ожившим, из терема Деяна вышел, все на колени пали и кланяться принялись. Через седмицу доставили Фоку и ряженого мастерового Никифора, взяли их гридни Сновида за то, что рабов своих собирались примучать. Византийцы сильно сокрушались в беззаконии Россов.