Волчья верность
Шрифт:
– Любой человек уникален.
– Рад, что ты это понимаешь.
Последние две фразы… это получилось чересчур цинично даже на вкус Зверя. Скольких уникальных прикончил шефанго Эльрик де Фокс? Уж точно не меньше, чем демон Зверь. Два урода! Два психованных урода. Хм… а это сближает.
– Это я понимаю. Это я знаю! И знаю, что в отличие от людей лично я нужен ровно настолько, насколько полезен. Для тебя я решил быть бесполезным. Значит…
– Я же говорю: ты забавный. Извини, что перебил, но насчет твоей полезности у меня есть свое
– «Я так хочу» – не аргумент.
– Ты так думаешь?
Как он смотрит на жизнь? Как он вообще живет? Ориентируется только на свои желания и прихоти? Считает, что достаточно силен, чтоб желания и прихоти были причиной любых его поступков?
Черт тебя подери, Зверь, думай головой! Должен же кто-то из вас двоих это делать!
Достаточно ли у Князя силы и возможностей, чтобы поступать так, как он хочет, а не так, как надо? Ты вспомни Фрейстин, ну? А запись «Яледской бойни»? А Лонгви! Этот шефанго, он действительно что хочет, то и творит. Это нерационально, но посмотри на эту самоуверенную сволочь. С его точки зрения, эгоизм и потакание своим прихотям – это и есть рациональность.
И если сейчас отказаться и улететь отсюда, ты его вообще никогда не поймешь.
– Ладно, – сказал Зверь, – спасибо. Мы останемся.
ГЛАВА 5
Ошибся ты.
И был неправым я.
Ну что ж, и кто за это нас осудит?
И взгляд согласен: мы уже не люди…
Он привыкал. Постепенно.
К отсутствию дверей, лестниц, окон и коридоров. К тому, что все это появлялось там, где было нужно. К постоянно меняющейся планировке. К залам, которые то ли были, то ли не были. Тут ко многому нужно было привыкнуть.
Жизнь где-то между сном и явью, не в мире, не в межмирье. Никаких людей, никаких новостей, никакой войны, политики, мышиной возни. И иллюзия безопасности, в которую все больше хочется поверить.
Князь отдал ему верхний этаж – то, что здесь можно было считать верхним этажом. Пространство под самой крышей, голый камень, никаких внутренних перегородок и на первый взгляд – никаких стен. Как будто потолок висит в воздухе, ни на что не опираясь, а вокруг – небо и море. Море и небо.
– Устраивайся, – сказал Князь. – Как сделаешь, так пусть и остается.
И оно осталось примерно так, как было.
А что еще нужно-то, в самом деле?
Зверь обнаружил там же, аккуратно упакованными, все свои эскизы, весь до последнего мелка набор художественных принадлежностей, портрет Блудницы работы Шаграта. А еще все свои ножи, мнемограф и коллекцию мнемокристаллов.
Все, о чем жалел, сбежав из Вальдена, и ничего – сверх.
Он понимал, почему Эрика так раздражало то, что Князь – провидец.
А
Иногда казалось, что душа замка принадлежит Князю, но у Князя у самого не было души. В этом они были похожи – замок и хозяин – живые, бездушные, непонятные.
И надежные.
Князь знал, что замок живой. Князь знал, что Блудница живая.
Князь до черта всего знал.
Он предупредил, что будет время от времени появляться в замке. Но, с учетом особенностей внутренней планировки, шанс случайно встретить его где-нибудь был невелик, и Зверь только кивнул, мол, понял, буду знать. Знал. Не задумывался.
Однажды набрел на зал, стены которого были залиты кровью, стены которого кричали от боли. И не сразу сообразил, что это – его рисунки. Размещенные в правильном порядке. Те самые, на которых снова и снова умирал под ножом и никак не мог умереть отец Грэй.
Потом он натыкался и на другие свои работы. Замок был настоящим музеем – прекрасным музеем – и было странно видеть среди шедевров то, что сделал сам. Рисунки, деревянные цацки, черепа особо запомнившихся недругов, покрытые узорами резьбы. Всегда – неожиданно. Поэтому получалось, что видел дело рук своих под непривычным углом, смотрел свежим взглядом.
В основном то, что видел, – нравилось. То, что не нравилось, Зверь забирал и выкидывал в утилизатор.
Привыкал…
С ухмылкой думал о том, что не хватает только кусочков печенья или, там, сахара, раскладываемых так, чтоб приманить его к хозяину замка, чтоб приучить дикую тварь из дикого леса к непонятному и страшному шефанго.
Заметив как-то раз отблеск пламени сквозь неплотно прикрытую дверь, вошел без стука. Огонь в камине погас раньше, чем он перешагнул порог.
– Садись, – сказал Князь, широким жестом обведя неизменные подушки.
В дальнем углу сонно каркнул ворон. Где-то под потолком проснулся и затоптался орел. В небольшой комнате должен был стоять резкий птичий запах, однако же ничего подобного. Слегка пахло смолой, а еще табаком и кофе.
– Ворона зовут Ворон, – сообщил Князь, – орла – Кончар.
– А лошадь?
– Его зовут Тарсаш, и он не любит, когда его называют лошадью. Встретитесь снова – я вас представлю по всей форме.
– Пополняешь зверинец?
– Да. Тебя это задевает?
– Нет. Я не знаю, как на это нужно реагировать. Есть варианты, но неизвестно, который я выберу.
– Неизвестно, – медленно повторил Князь, – хорошо, когда есть из чего выбрать.
– Это же главная приманка.
– Волк, приманки – в ловушках. Я не собираюсь тебя ловить, ты придешь сам и уйдешь, когда захочешь, или не придешь совсем… Или, – Князь неспешно вдохнул и выдохнул дым, – тебя заставят уйти. В этом случае я верну тебя обратно.
– Правда, что ли? – Зверь хмыкнул.
Получилось вроде бы достаточно пренебрежительно.
– Даже из огня. Оттуда, впрочем, я заберу тебя независимо от того, что ты выберешь.