Волчья ягода
Шрифт:
Она специально бросила в конце эту фразу, чтобы спровоцировать Матвея («эту бестолочь») на новые потоки объяснений, в которых он плавал, как плавает только что родившийся котенок, брошенный в сточную канаву. Экономические термины, видимо, были его слабым местом.
Она испугалась по-настоящему только тогда, когда на столике, разделявшем их кресла, взорвался телефон, и человек, заговоривший через микрофон (который Матвей специально оставил включенным, так, чтобы она смогла услышать каждое произнесенное звонившим слово), сказал, обращаясь к Матвею:
– Ты меня слышишь? Я сейчас
Когда раздались длинные гудки, Матвей, швырнув трубку, вдруг сильно схватил Анну за руку и, глядя ей прямо в глаза, неожиданно произнес изменившимся и каким-то вкрадчивым голосом:
– А хочешь, я сейчас же ударю себя бутылкой по голове?
Она смотрела на него, ничего еще не понимая, а когда до нее дошло, ноздри ее затрепетали, и она снова, как много лет тому назад, почувствовала ворвавшийся в комнату вместе с запахами дождя и ветра аромат свободы… Она поняла смысл только что сделанного им предложения.
– Ты хочешь, – теперь уже и она перешла на это сближающее незнакомых людей и даже врагов «ты», – ты хочешь, чтобы я ударила тебя бутылкой по голове? Сколько же ты просишь за то, чтобы дать мне возможность вернуться обратно?
– Немного. Совсем немного. Всего десять тысяч фунтов, в валюте, разумеется… И не в долларах, а именно в фунтах. Ты поедешь к себе и привезешь мне их. А встретимся мы через неделю здесь же, в три часа…
– Одиннадцатого? Но я не успею собрать столько денег, к тому же, откуда возьмутся гарантии, что мое дело не будет возобновлено?
– Я отдам тебе папку с собранными нами документами взамен на деньги.
Она смотрела на него и пыталась найти в его глазах хотя бы какой-нибудь проблеск интеллекта, но не находила. Она видела перед собой ИСПОЛНИТЕЛЯ. И как же она не поняла этого раньше? Ведь у него же лицо полного кретина!
Хотя нет, он даже красив, чрезмерно красив, но вот умом явно не отличался. Его кто-то нанял. Нанял для того, чтобы он сделал ей это вполне конкретное предложение. Ведь все тут – живые люди, которым хочется подержать в руках настоящие английские фунты. Все просто как день.
– Мне не нравится, когда меня принимают за дуру, – как можно спокойнее ответила она, поднимаясь с кресла и направляясь к прихожей. – У тебя нет и никогда не будет папки с теми документами, которые меня интересуют. В лучшем случае, ты сделаешь с них ксерокопию, но ведь и я могу с таким же успехом принести тебе в сумочке ксерокопии фунтов стерлингов, и даже цветные…
– Ты привезешь деньги, и настоящие, а я отдам тебе настоящие документы. Иначе тебя найдут в океане с пробитой башкой, вот и все… Есть еще важная, на мой взгляд, для тебя информация: по просьбе моего руководства твоей компанией занимается Интерпол. И ты сможешь в этом убедиться, стоит тебе только вернуться домой… За твоим домом следят, машина запущена… Это не блеф, увы… – он развел руками.
– Тогда
От ее напускного спокойствия не осталось и следа. Ее било и колотило, она едва разжимала зубы, чтобы произнести слово. Что-то в ней надломилось…
– Мы В СИЛАХ ВСЕ ОСТАНОВИТЬ. Неужели ты думаешь, что все десять тысяч я возьму себе? Мне достанется в лучшем случае пять процентов. Так что – решай. Одно дело, когда тебя повяжут и передадут то, что ты награбила, государству, а другое дело, когда лишь незначительная часть твоих денежек попадет в карманы конкретных и вполне серьезных людей, которые потратили ох как много времени, прежде чем поймать тебя на этот крючок… И ты останешься на свободе! Ты же не маленькая девочка и прекрасно понимаешь, что даже с оставшимися деньгами ты сможешь ПОТЕРЯТЬСЯ в пространстве… Сейчас приедет человек, который не любит попусту тратить время. Для начала мы тебя повезем в баню, где с тобой попарятся наши друзья, которые всю жизнь мечтали о такой встрече… тем более что некоторые из них были клиентами твоего «Норда»… Вот и представь, во что они превратят тебя… ты просто не доживешь до утра!
Она содрогнулась, представив себе то, что ее ожидает в случае, если она сейчас же не даст согласие и не выберется из этой чертовой квартиры.
– Хорошо, я согласна. А теперь открой мне дверь, мне холодно, ты порвал мне чулки и все остальное…
– Для начала ты мне сделаешь вот так… – он причмокнул губами и принялся расстегивать свои брюки. Она ненавидела этот жест у мужчин. Расстегнуть брюки – это как зарядить оружие, чтобы потом убить, но предварительно унизить страхом, испугать, но потом-то все равно убить.
Но она понимала также, что стоит ей только отказаться делать эту мерзость, как то же самое ей придется делать другим мужчинам, о которых говорил Матвей… А так, если она подчинится, то уже через час или два будет на свободе. Она выберется отсюда, возьмет такси и поедет в гостиницу, где в первую очередь согреется в горячей ванне, а потом попросит горничную купить ей белье…
Он опустил ее на колени и положил свои руки ей на голову…
Спустя полчаса она сидела в такси и широко раскрытыми глазами смотрела на проносящиеся за окнами черные дома и мокнущие под дождем деревья… Это была вечерняя Москва, сырая, холодная, кишащая такими вот подонками, как тот, что мучил ее целый день. Москва, пухнущая изнутри от зловонного смрада полуразложившегося человеческого месива, стонущего от боли и унижения…
Она вспомнила, как, поднимаясь с пола, корчась от боли и отвращения, спросила все-таки своего насильника о сестре, жива ли она и что это за история с ее похоронами, на что получила такой ответ, от которого долго не могла прийти в себя… Он сказал, что ни о какой сестре ему ничего не известно и тем более о ее смерти и похоронах.
– Но разве не вы меня вызвали сюда, вот по этому адресу? – Она непослушной рукой достала из кармашка жакета записку с адресом, который сообщил ей по телефону человек, назвавшийся мужем Милы, и протянула Матвею.