Вольф Мессинг
Шрифт:
— Перед отъездом отец перевел все свои средства в валюту и положил на счет в один из швейцарских банков. Мы съездили в Цюрих, там у меня как наследника взяли отпечатки пальцев. Человеку на той стороне теперь предложено получить деньги. Если он не в состоянии добраться до счета, следовательно, он не Шеель. Мне предлагают отравиться в Швейцарию и снять ключ. За это мне обещана амнистия и восстановление в правах советского гражданина.
«Они (боятся, что ты) сбежишь?!»
«Я сам (боюсь, что) сбегу!»
«Я верю (тебе, Алекс). У тебя (в сердце нет) ненависти к тому (человеку, который сейчас) находится в Германии?»
— У меня нет к нему ненависти.
Я испугался —
— Ты полагаешь, что стоит тому человеку добраться до твоих денег, и ты останешься гол как сокол?
— Нет. Отец так распределил вклад, что до тридцати пяти лет я могу снять одновременно только твердо назначенную сумму. Она велика, но это мизер по сравнению с общим состоянием.
— Кто следит за исполнением этого условия?
— Душеприказчиками отца являются его друзья по Дюссельдорфу Людвиг фон Маендорф и банкир Ялмар Шахт.
Я поперхнулся.
Вот он, момент истины!!
Я едва сумел прикурить от зажженной спички — руки дрожали. Человеку, проживавшему в Германии после Первой войны, не надо было объяснять, кто такой Ялмар Шахт. [76] Стало ясно, какие ставки на кону. Я знал немцев — перед человеком, чьим душеприказчиком является Шахт, откроются многие двери, в том числе и на самом верху. Они не хотят терять такую возможность. Они все равно отправят Еско в Швейцарию, но Лаврентию Павловичу нужна подстраховка. Если этот молодчик сбежит, он свалит вину и на меня тоже. Одним выстрелом убьет двух зайцев! Лаврентий Павлович крепко повяжет меня неудачей. Ловок, черт!
76
Шахт Ялмар(Schacht) (1877–1970) — государственный деятель, организатор германской экономики. В 1923 был осуществлен план Шахта, остановивший огромную инфляцию и стабилизировавший марку. С декабря 1923 президент Имперского банка. С 1930 способствовал сближению А. Гитлера с крупными монополистами, обеспечил финансовую поддержку НСДАП. 21.05. В 1935 назначен генеральным уполномоченным по военной экономике и ему поручено начать «экономическую подготовку к войне». В сентябре 1939 резко выступил против планов войны с Польшей и даже пытался оказать давление на командование армией. После начала войны с СССР стал еще более критично относиться к режиму. 30.11. 1942 направил Гитлеру резкое письмо с критикой режима, заявив, что Германия проигрывает войну, после этого 22.01. 1942 был отправлен в отставку с поста имперского министра. После провала Июльского заговора 1944 Шахт был арестован. В мае 1945 арестован американскими войсками в Австрии. В качестве главного военного преступника был привлечен к суду Международного военного трибунала в Нюрнберге, но был оправдан и 02.09. 1948 освобожден. После освобождения работал в банковской сфере, владелец банкирского дома «Schacht GmbH» (Дюссельдорф).
— Это Шахт настаивает, — спросил я, — чтобы липовый фон Шеель отправился в Швейцарию и снял деньги?
Еско кивнул.
— Да, у моего визави есть примерно месяц, может, чуть больше. Я дал согласие отправиться в Швейцарию.
Каков нахал! Он дал согласие!.. Я бы тоже дал согласие. Надеется сбежать? Нет, что-то не так. Он был искренен, когда признался, что не хочет гадить.
Я еще раз лихорадочно прикинул условие задачи. Она была составлена таким образом, что Мессинг ни при каком раскладе не мог выйти сухим из воды. В случае измены Шееля, мне придется
Молодой человек с интересом разглядывал меня.
Я никак не мог отыскать решение, не было даже зацепки, что решение существует. Молодой Шеель был неплохой парень, но где гарантия, что, оказавшись в Швейцарии, он не даст деру. С другой стороны, ему хватало соображалки понять, что на той стороне его тоже вряд ли ждут с распростертыми объятьями. Рассчитывать, что соотечественники позволят свободно распоряжаться отцовским наследством — это уверовать в худший из «измов». Это было сверхглупостью! Красные тут же подбросят такой компромат, что ему не отвертеться.
Нашу беседу прервал скрип открываемой двери. Меня попросили выйти и сразу провели в кабинет Берии, где находился Трущев и неизвестный мне генерал. Он был в армейской форме.
Генерал в отличие от наркома представился.
— Алексей Павлович. Я слыхал, вы родом из Польши?
— Так точно, товарищ генерал.
— Вольф Григорьевич, у нас в стране под руководством генерала Андерса организуются польские части. Неплохо, если вы выступите перед ними, расскажете на родном языке о тайнах человеческой психики, о необходимости совместной борьбы с фашизмом.
— Я всегда готов, товарищ генерал.
— Вот и хорошо.
Берия постучал карандашом.
— Ближе к делу, — и, обратившись ко мне, пообещал. — С вами свяжутся по этому вопросу.
Затем нарком поставил вопрос ребром.
— Что ви, Мессинг, можете сказат, о подследственном? Ему можно верит?
Я ответил честно.
— Не могу сказать наверняка, Лаврентий Павлович.
— То есть как не можете сказат?! Хотите увильнуть от ответственности? Не вийдет, Мессинг!
Алексей Павлович унял расходившегося наркома.
— Подождите, Лаврентий Павлович. Зачем пугать нашего гостя. Скажите, Вольф Григорьевич, как настроен ваш подопечный?
«Мой подопечный! — отметил я про себя. — Ишь, как завернул. Этот генерал еще тот крокодил, почище Берии. Призывать поляков воевать на стороне пшеклентых москалей?! Куда хватил!»
Вслух я отрапортовал.
— Подопечный настроен просоветски. Он готов помочь, но я бы не стал прогнозировать поступки того или иного человека исключительно на основе его мыслеобразов. Нужны более серьезные зацепки. В нашем случае я их не нашел, только общие рассуждения, фантазии, уверенность в правоте нашего дела.
— Действительно, — согласился генерал. — Этого мало. Что вы посоветуете?
— Немного подождать.
— Мессинг, ви соображаете, что говорите! — воскликнул Берия. — Дело на контроле Ставки, вы понимаете, что это означает?
— Нет, — признался я.
Алексей Павлович вновь пришел мне на помощь.
— И слава Богу! Не надо впутывать гостя в наши дела. Сколько прикажете ждать?
Я замешкался.
— Н-не знаю. День, неделю, месяц.
— Это слишком долго.
В этот момент в разговор вновь вмешался Берия.
— Послушайте, Мессинг, предупреждаю — вы не выйдете отсюда, пока не дадите четкий и определенный ответ, можем ли мы доверять Шеелю или нет.
— Как это? — удивился я.
— Вот так. Запрем вас в камеру. Посидите, подумаете. Глядишь, что-нибуд придумаете.
Затем он обратился в Трущеву.
— Это и тебя касается, Николай Михайлович.
— Так точно, товарищ нарком.