Вольфганг Амадей. Моцарт
Шрифт:
Вы, разумеется, улыбнулись. Подумывали, что я, по своему обыкновению, шучу. Однако случай это необычный и слишком серьёзный, чтобы отпускать шуточки. Малыш получил при крещении имя Иоганнес Христосонус Вольфгантус Теофилус Моцарт, однако все близкие и друзья дома зовут его Вольферль или Вольфгангерль. Повторяю — это великий искусник! Называть его так можно с полным правом, ибо на клавире он играет с чистотой и такой тёплой одушевлённостью, которая присуща только настоящему пианисту, его маленькие пальчики ловко пробегают по всем октавам инструмента; не получив достаточных уроков, он шутя овладел скрипкой и, более того, делает заметные успехи на органе. Но что самое поразительное, он уже сочиняет менуэты, ласкающие слух так, словно их сочинили Рамо или Фридеман Бах [3] . Музыка у него не только в кончиках пальцев, она у него в крови, она живёт в каждой чёрточке его щекастой мордашки, ею исполнено всё его существо, она подобно демону овладела им и определяет всё, что он чувствует, о чём думает и что
3
Рамо Жан Филипп (1683—1764) — французский композитор и музыкальный теоретик. Был блестящим импровизатором на органе, владел скрипкой, клавесином.
Бах Вильгельм Фридеман (1710—1784) — немецкий композитор, старший сын Иоганна Себастьяна Баха.
У него есть сестричка Марианна, все называют её Наннерль, которая даже превосходит его в беглости пальцев. Вдобавок у неё прелестнейший голосок, который легко, словно играючи, взлетает до верхнего «си», и по задаткам своим она обещает стать второй Фаустиной Хассе [4] . Надо сказать, Наннерль старше своего братика как-никак на пять лет, уже начинает сбрасывать свою детскую скорлупу и вот-вот обретёт девичью стать. Отцу, Леопольду Моцарту, присущи как свойства буржуазного сословия, так и качества человека светского, образованного, обладающего, по-моему, основательными познаниями. Прежде чем окончательно отдаться во власть Госпожи Музыки, он два года изучал гуманитарные науки и право в местном университете. Сейчас он «хофмузикус» — придворный музыкант в капелле архиепископа Зальцбурга, вне всякого сомнения, отличный скрипач и, как мне представляется, просто выдающийся учитель музыки. Я знаком с его учебным трактатом, который он из скромности именует «Попыткой серьёзного подхода к обучению игре на скрипке», и должен признаться, что трактат этот оставляет в тени всё созданное в этой области до сих пор.
4
...обещает стать второй Фаустиной Хассе. — Хассе-Бордони Фаустина (1693—1781) — выдающаяся итальянская певица.
Что касается фрау Анны Марии, матери наших вундеркиндов, то, положа руку на сердце, можно сказать: на ней Божья благодать. Её живость, цветущее здоровье, весёлый нрав, сердечность и теплота — как это гармонирует с богатством зальцбургских земель! Её энергия и темперамент приятно оттеняют тяжеловатую раздумчивость и некоторую заторможенность супруга. Внешне она сразу обращает на себя внимание: хорошего сложения, одевается просто и со вкусом, по моде нашего времени и безо всякой экстравагантности. Волосы аккуратно припудрены и прикрыты очаровательным чепчиком с крыльями, напоминающими лепестки распустившегося розового бутона — грациозное обрамление! Лицо у неё овальное, цветущее, как и подобает молодой здоровой женщине; вот только нос великоват, но светлые глаза, искрящиеся и ласковые, смягчают это обстоятельство. Ростом она почти не уступает своему супругу, и рядом с ним, стройным и обладающим, я бы сказал, благородным экстерьером, выглядит просто прекрасно. Что же удивительного, если жители Зальцбурга, встречая их во время прогулок по главной улице, шепчут друг другу: «Вот самая красивая пара в нашем городе!»
Вот, моя любезнейшая подруга, внешние характеристики Моцартов, о которых я не мог умолчать, желая предоставить Вам хотя бы их поверхностный и — я отдаю себе в этом отчёт! — неполноценный семейный портрет.
В начале этого года Леопольд Моцарт со своими детьми совершил концертную поездку в Мюнхен, где они выступали перед курфюрстом. Молодой граф Пальфи, которому предоставилась возможность присутствовать при дебюте, вернулся в Вену совершенно очарованный ими и без устали делился в салонах удивительными подробностями этого выступления. Представляете себе, насколько всё это заинтересовало меня, страстного поклонника музыки, хотя с присущим мне благодаря жизненному опыту скепсисом я отнюдь не принимал за чистую монету всё, о чём впавший в восторженность Пальфи распространялся перед доверчивыми слушателями. Однако когда впоследствии я услышал и от другого, заслуживающего полного доверия лица оценку, в общем и целом вполне подтвердившую рассказы Пальфи, я без промедления принял решение воочию убедиться в существовании этих вундеркиндов. Мой добрый знакомый, придворный трубач архиепископа Андреас Шахтнер, отличный человек и мастер своего дела, дал согласие ввести меня в семейство Моцартов. Из первых же фраз моего послания Вы легко можете заключить, что все мои сомнения сразу рассеялись. Более того, признаюсь, что я воспламенился с первых же мгновений пребывания в их доме и нахожусь в этом состоянии даже сейчас, когда пишу эти строки.
Вот моё твёрдое намерение: при всех обстоятельствах я хочу склонить Моцартов на антрепризу в Вене. Сделав такое предложение, я поначалу встретил стойкое сопротивление. Отец твёрдо заявил, что достижения его детей, пусть они и намного превосходят
Сейчас он сделался податливее, за что я обязан содействию Шахтнера, который всемерно ободряет Леопольда Моцарта, а тот очень считается с его мнением. Надежда не оставляет меня, ибо за прошедшее время я открыл в Леопольде Моцарте две слабости, и если мне удастся использовать их с возможным дипломатическим тактом, я смогу уговорить его и привлечь на свою сторону. Во-первых, это его отчётливо выраженная деловая хватка и связанное с ней тщеславное желание пробиться наверх и изменить своё положение в обществе. Он отдаёт себе отчёт в том, что уважение окружающих может завоевать только по достижении некоего благосостояния. Он, несомненно, страдает из-за скудного вознаграждения, которое положено ему высококняжеским работодателем, и старается заработать недостающие деньги преподаванием игры на скрипке и композицией, но вряд ли это ему удастся. Так что если я смогу сделать ему заманчивые предложения, шансы на успех для меня очевидны.
Будь я богачом, магнатом вроде Эстерхази, Улефельда, Харраха или Лобковице, для меня не было бы большего удовольствия, нежели взять под своё покровительство это музыкальное семейство и облегчить их чреватую многими осложнениями артистическую карьеру. Однако, будучи третьим сыном в необременённой чрезмерным богатством дворянской семье, строго придерживающейся правил майората [5] , я не могу и мечтать о роли мецената. Всё, чем я обладаю, это раз и навсегда утвердившаяся в моей душе любовь к музыке, и ей я готов принести любую жертву. Но одного моего желания мало, я нуждаюсь в людях, готовых прийти на помощь.
5
...строго придерживающейся правил майората... — Майорат — система наследования, при которой все имущество нераздельно переходит или к старшему в роде, или к старшему из живых сыновей умершего ради сохранения могущества старых дворянских родов.
Вот почему я и обращаюсь к Вам, любезнейшая подруга. Я уверен, что никто не посочувствует моим намерениям с такой прозорливостью, как Вы. Нас с Вами долгие годы объединяет дружеское взаимопонимание, и это позволяет мне воззвать к Вашему сочувствию. Я прошу Вас: окажите мне Ваше всемилостивейшее содействие, составьте под покровительством Вашего многоуважаемого супруга концерт в Линце, который явился бы для моих музыкантов воодушевляющим поощрением на их пути в Вену, прибегните к Вашим связям также и в имперской столице — после того как получите от меня известие, что нам с Шахтнером удалось обеспечить антрепризу.
Рассчитывая на Ваше, благородная графиня, любезное согласие, я не сомневаюсь, что при Вашем внимании и участии приём публики будет и благодарным, и благожелательным.
Почтительно целую руку и остаюсь Ваш
Игнац фон Вальдштеттен.
Зальцбург, 9 августа 1762 г.
Графине Авроре Шли к Линц-на-Дунае».
II
Семья Моцартов проживает на Гетрайдегассе, 9, в солидном буржуазном доме напротив площади Лёхельплатц. Сама квартира — на четвёртом этаже, в ней три большие комнаты, одна маленькая и выложенная мраморными плитками кухня. Средняя из выходящих на улицу больших комнат именуется «парадным залом». Парадного в ней, правда, маловато, если не считать лепнины под потолком, тяжёлой люстры со сверкающими хрустальными подвесками для двух дюжин свечей и высокого настенного зеркала в вычурной позолоченной раме. Украшает комнату, вне всякого сомнения, кабинетный клавир красного дерева, по бокам которого пущены для украшения узоры в светлых тонах. Рядом с этим предметом, радующим глаз всякого, стоит ещё хрупкий шкафчик для нот, а под стеной — овальный стол и несколько мягких стульев. Всё говорит о хорошем буржуазном вкусе.
За накрытым столом царит домашняя идиллия: семейство Моцартов за десертом. Хозяин дома, как видно, занят своими мыслями. Он отпивает время от времени глоток кофе, но в оживлённой беседе, которую ведут в основном сидящая напротив жена и пристроившийся рядом с ней сын, участия почти не принимает. Мамаше Аннерль постоянно приходится удовлетворять любопытство Вольферля, а тому хочется узнать и то и это. Сидящей рядом сестре его детские выходки не нравятся, и она то и дело недовольно поглядывает на него. А вообще всё внимание Наннерль отдано куску пирога, одиноко лежащему на блюде, притягательная сила которого для неё куда выше, нежели игра в вопросы и ответы между матерью и братом. От задумавшегося о чём-то своём отца не ускользнул, однако, блеск её глаз, и он с улыбкой передаёт Наннерль блюдо с вожделенным лакомством, отчего на лице девочки появляется довольная улыбка, и она без промедления приступает к пирогу.