Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
Шрифт:
— Я думал, вы спросите, как дела на заводе… а выходит, главная моя задача — строить городки, — мягко улыбаясь, ответил Николай Кораблев.
— Не главная, но весьма важная. Видите ли, в последнюю поездку я побывал в совхозе имени Чапаева. Там встретил замечательную женщину, Наталью Михайловну Коврову. Прекрасно поставила дело на животноводческих фермах. Народу все это надо показать. А как покажешь? До совхоза далеко… Вот хотя бы часть такого совхоза перенести сюда, к нашему городу, в ваши, Николай Степанович, городки. Видите, какое важное дело мы
— Понимаю, Аким Петрович.
— И еще, — продолжал Аким Морев. — Столкнулся я там с девушкой Марьям, дочерью чабана Ибрагима Явлейкина. Замечательную породу коров вывела. Опять — надо показать народу, и опять — далеко. Сюда бы, поближе к Приволжску, Марьям с ее «дочками». Народ так и называет ее коров — «дочки Марьям».
— А дочка Ибрагима как? — пошутил было Пухов, но, увидев, что секретарь обкома недовольно нахмурился, быстро поправился: — Я спрашиваю… поедет ли, согласится ли переправиться под Приволжск та Марьям?
— Хитришь, Александр Павлович…
Глава шестнадцатая
В кабинет один за другим входили члены бюро. Первым появился Опарин, за последние недели прямо помешавшийся на строительстве Большого канала. И сейчас он заговорил о строительстве, о Бирюкове, расхваливая того. Но Опарина перебил вошедший и чем-то взволнованный Ларин.
— Товарищи, думал — отделаюсь, а оно вон что… — Ларин положил перед Акимом Моревым выписку из постановления Совета Министров СССР, в которой было сказано, что Николай Николаевич Ларин назначается министром.
Прочитав вслух постановление Совета Министров, Аким Морев без всякого удивления протянул Ларину руку:
— Поздравляю, Николай Николаевич!
Николай Кораблев и Александр Пухов почесали затылки, криво улыбаясь: ведь они совсем недавно яростно прорабатывали Ларина на бюро за то, что тот отказывался строить бараки под общежитие для рабочих… и вот — министр. А Опарин забежал вперед и посмотрел на Ларина с тем удивлением и восторгом, с каким ребятишки смотрят на слона. Аким Морев задумался: он знал, что Ларина выдвигают на пост министра, но еще не верилось, что утвердят именно его: было несколько кандидатур. Теперь факт налицо и, значит, положено думать — кого же на место Ларина? У секретаря обкома сразу же возникла мысль:
«Кораблева? Единственный, кто может возглавить строительство нашего гидроузла. Но в таком случае кого вторым секретарем обкома? Оставить Пухова? А горкома? Опарина? Справится ли? Вот и летят все наши перемещения». Как раз о перемещении Аким Морев и хотел перед заседанием бюро посоветоваться с Пуховым, Лариным, Николаем Кораблевым и Опариным, а теперь приходится этот вопрос отложить.
— Что ж, Николай Николаевич, не забывайте нас, провинциалов, — пошутил он.
— Где уж там… провинциалов, — растерянно прошептал Ларин, протирая глаза. — Думал, построю Приволжский гидроузел и… на пенсию. А тут, нате-ка вам — министерство!
— Это тебя поощрили, Николай Николаевич, за
— Ну, нет. За то, что я отказался от времянок и строю город, — совершенно серьезно ответил Ларин и недоуменно спросил, отстраняя руку Пухова. — Чего ты?
— А не проклевываются ли рога? Ведь еще покойный Бакунин сказал, что если ангелу дать власть, то у него непременно вырастут рога. Ангелу. А ну-ка, ну-ка! — Пухов еще раз ощупал и, хохоча, сообщил: — Проклевываются, братцы!
— Такие-то и у тебя проклевываются, Александр Павлович, — тоже смеясь, ответил Ларин.
В кабинет вошел миловидный редактор Рыжов. Ему откуда-то уже было известно о новом назначении Ларина, и потому он еще на пороге выкинул вперед руки, словно принимая в объятия министра, пошел на него, улыбаясь ямочками на щеках, восклицая:
— Николай Николаевич! Поздравляю! Ну вот и на вершину подняли.
— Оттуда могут и сбросить, — опять так же серьезно произнес Ларин.
— Такого не сбросишь. Такого не сбросишь, — уверял Рыжов, приближаясь к Ларину, в то же время думая: «А ведь и правда — скинут, да так, что и костей не соберешь. Я бы, конечно, не согласился стать редактором центральной «Правды». Мне и тут хорошо. Только бортов не подставлять. Этого правила надо держаться».
Вошел Мордвинов, глядя на всех пустыми, как гороховый кисель, глазами, и разговор стал приглушенным, а как только появился Сухожилин, все молча сели за длинный, покрытый синим сукном стол.
— Товарищи, — начал Аким Морев. — Мы как-то на бюро решили отложить пленум обкома на позднюю осень. Я посоветовался с некоторыми членами бюро и полагаю, что расширенный пленум надо созвать через две недели, когда урожай в основном будет снят.
— Не со всеми членами бюро советовались, — зло выкрикнул Сухожилин.
— Я и сказал: с некоторыми, — быстро ответил Аким Морев.
— Но ведь вы обещали товарищу Моргунову созвать пленум поздней осенью.
Аким Морев на миг задумался: откуда мог знать Сухожилин о его переговорах с Моргуновым?
«При разговоре с Моргуновым присутствовал Рыжов, — припомнил он. — Рыжов передал Сухожилину. Да как он смел?» — мелькнула мысль, но он продолжал так же спокойно:
— Мы обещали, мы же и изменим обещанное. Ничего преступного в этом нет. А вопросы сельского хозяйства настолько назрели, что их надо решать срочно.
— Вы задержали решение бюро о выговоре товарищу Ларину, — официальным и строгим тоном объявил Сухожилин. — Это уже прямое нарушение коллегиальности.
Аким Морев подумал:
«Почему его все это тревожит? Хочет поссорить нас с Лариным и даже с Моргуновым?»
— Брось, Гаврил Гаврилович, — заговорил Пухов. — Имеет же право первый секретарь иногда и придержать решение бюро, чтобы проверить, обдумать. Где тут нарушение коллегиальности? Я вот думаю: хорошо сделал Аким Петрович, что не занес выговор в личное дело Николая Николаевича.