Волга впадает в Гудзон
Шрифт:
— А сегодня что?
— Сегодня генерал отбыл дня на три куда-то с инспекцией. Ладно, не страшно. В конце концов, с Вагина теперь глаз не спускают, но даже если ни на чем противоправном не застукаем, пока что это не горит…
— Откуда ты знаешь, что отбыл?
— Видишь ли, официальный ответ на запрос по поводу общественных офицерских объединений они нам прислали. Но у меня тут же возникла масса вопросов. Насколько знаю, у тебя тоже…
Вячеслав Иванович кивнул.
— Ну я и собирался предложить ему встретиться, так сказать, на нейтральной полосе…
— В ресторане, что
— Может быть, и в ресторане, а может, и вовсе в гости пригласить, Ирина была не против… Еще лучше — пока на улице тепло-светло, выехать втроем на шашлычки. Уж на берегу-то нашего озера он точно будет откровеннее, чем в том же ресторане.
— Жди — авось дождешься… Впрочем, я его, в отличие от тебя, почти не знаю, раскланиваемся при встрече, и на этом все. Ладно, уговорил, считай, что твой план принят!
В этот момент в своем углу смущенно кашлянул позабытый ими Володя Дубинский. Друзья переглянулись, и Турецкий смущенно посмотрел на следователя:
— Извините, Владимир Владимирович, сами видите — очередная нетрадиционная ситуация. Я хотел у вас выяснить последнее: когда, на ваш взгляд, мы все-таки удостоимся чести лицезреть Сибиркина?
— Я, Александр Борисович, собирался сегодня после совещания к нему нагрянуть — не для опроса, а, так сказать, проведать больного. Думаю, после этого сумею ответить на ваш вопрос.
— Что ж, разумно… В таком случае, друзья, думаю, можно временно разбегаться. Слава, ты, насколько понимаю, займешься частью, в которой служит Слепцов-младший?
— Сейчас буду связываться с командиром, — кивнул Вячеслав Иванович, — поеду к нему сам. Постараюсь прямо сегодня.
— Отлично! Володя, пока болен Сибиркин, сориентируй своего Калину на сбор всех возможных сведений о семье Слепцовых, они должны быть у меня максимально быстро. Скажем, не позднее послезавтрашнего утра. Все постановления и запросы на твоей совести…
13
Всякий раз как Валерию Померанцеву по долгу службы приходилось посещать современные школы, у него неизменно портилось настроение. Уж очень разительно отличались они от тех двух школ, в которых в свое время довелось поучиться ему. И дело было не только в появившейся повсюду серьезной охране, не позволяющей забывать, что в любой момент здесь может сложиться трагическая ситуация: после драмы Беслана об этом и так будет помниться десятилетиями.
Дело в первую очередь было в самих учениках. Валерий с нежностью вспоминал своих одноклассниц, одна из которых являлась его первой любовью. И первенствующее место в этих воспоминаниях занимал облик девчонок, одетых в старомодную, наивную школьную форму, позаимствованную в свое время советской школой у дореволюционных гимназий. Словом — где вы, гимназисточки, сбивающие снег с каблучка? Увы!
Нынешние грудастые девицы, разгуливающие по школьным коридорам в юбчонках, едва прикрывающих попы, вызывали у Померанцева, который отродясь не был ханжой, горечь и раздражение. Словно нечто жизненно важное отняли у него самого — лично… В точности так же казались ему не просто чужими, а чуждыми людьми молодые учителя, учительницы в особенности, почти не отличающиеся внешне от старшеклассниц.
На этот раз, как Валерий определил с первого взгляда, ему особенно повезло: войдя в директорский кабинет, он увидел не просто пожилую, а очень пожилую женщину, что само по себе по нынешним временам было большой редкостью.
При виде Померанцева Валентина Георгиевна с некоторым трудом поднялась из-за стола и любезно указала ему рукой на стул для посетителей. От своей секретарши она уже знала, что ее школу осчастливил «важняк» из Генпрокуратуры, но на лице старой учительницы не было и следа тревоги.
— Присаживайтесь, Валерий Александрович, — она улыбнулась, — и давайте, если можно, сразу к делу: через полчаса мне нужно уезжать в РУНО…
— Надеюсь, я вас не задержу. — Померанцев тоже улыбнулся, глядя на директрису с искренней симпатией. И вслед за этим приступил к краткому изложению обстоятельств, которые привели его сюда. То, что визит связан с гибелью Мансурова, скрывать от Валентины Георгиевны он не стал. Директриса слушала его очень внимательно, и, когда было названо имя Марины Нечаевой, в ее глазах мелькнула какая-то искорка, что от привыкшего следить за реакцией своего собеседника Померанцева не укрылось.
— Если я правильно вас поняла, — немного помолчав, после того как он умолк, произнесла Валентина Георгиевна, — вас интересует личность Марины, ее привязанности, вкусы. Насколько знаю, несколько лет назад она уехала из России. Нет, я не обо всех наших выпускниках знаю такие детали. Вам, можно сказать, просто повезло: во-первых, я преподавала в их классе два года перед выпуском, я математик. Но главное — мать Нечаевой до недавнего времени работала у нас, она химик…
— Вот как? — оживился Померанцев. — Похоже, действительно повезло! А что, ее мать перешла в другую школу?
— Просто сочла нужным выйти на пенсию. Ее адрес я вам дам. Да, так о Марине… — Она снова помолчала, прежде чем продолжить. — Знаете, обычно, если дети учатся в той же школе, в которой преподает кто-то из их родителей, у них в итоге образуется нечто вроде комплекса… У Нечаевой это здорово осложнялось характером ее матери: отец бросил их, еще когда девочке было года два-три, с бывшей семьей не общался — думаю, из-за Екатерины Ивановны, Марининой матери. Многие его, знаете ли, понимали…
— А что с ее матерью было не так? — поинтересовался Валерий.
— Катя, по натуре прирожденный лидер, с годами превратилась, в особенности по отношению к дочери, в настоящего деспота. В конце концов, добилась-таки, что девочка ее чуть ли не возненавидела. И, достигнув подросткового возраста, как и следовало ожидать, взбунтовалась.
— В чем это выразилось?
— Катя, например, запрещала ей дружить с одной из одноклассниц, действительно неприятной, распущенной, избалованной родителями девицей. Ну Марина, возможно, и сама не стала бы с ней общаться, уж очень они были разными… А тут, назло матери, чуть ли не сутками старалась находиться рядом с Региной, начала шляться с ней по ее сомнительным компаниям — и в итоге полностью подпала под ее влияние.