Волгины
Шрифт:
По правилу, самолет моментально должен был прекратить вращение и выйти из штопора. Но этого не последовало. Воздух ревел и свистел вокруг, точно «уточка» попала в самую середину смерча, и сила, прижимавшая Виктора к сиденью, стала ужасающей.
Окраина города неслась навстречу крупным планом. Мелькали внизу двойная полоска железной дороги, спички телеграфных столбов, какие-то домики, роща…
Время измерялось долями секунд.
«Ну вот… Начну сейчас горячиться… рули рвать… И не будет у меня ни папы, ни мамы, ни полка, ни
Самолет продолжал падать носом вниз.
«Как глупо!.. Дохвастался!..» — подумал Виктор и, испытывая злобное раздражение, деревенеющей рукой дал газ.
«Уточка» взвыла пронзительно и гневно; падение сразу прекратилось.
Виктор вытер с лица крупный холодный пот. Самолет вышел из штопора.
Сделав круг, чтобы окончательно успокоиться, Виктор с высоты пятисот метров пошел на посадку.
Стараясь сохранить непринужденный вид, он вылез из кабины. К самолету подбежали Федор Кузьмич, длинноногий инструктор и двое перепуганных пареньков из аэроклуба.
— Лихач! Дурья голова! А я-то рекомендовал тебя! — вопил Федор Кузьмич, размахивая кулаками.
— В чем дело? — бледно улыбаясь, спросил Виктор.
— Почему запоздал с выходом из штопора?
— Ничуть не опоздал. На восемнадцатом витке вышел… Все в порядке, Кузьмич…
Он отвернулся, сердце его билось бурными толчками, как будто само оно еще продолжало штопорить.
— Нет, ты скажи, Волгарь, почему произошла задержка? — не отставал от Виктора Коробочкин.
— Говорю тебе, Кузьмич, решил немного затянуть…
— Затянуть, затянуть… — передразнил Федор Кузьмич. — Не верю я тебе. Тоже мне друг! — негодующе махнул он рукой и зашагал прочь от самолета.
— Кузьмич, погоди! — крикнул Виктор.
— Что еще! — сердито и нехотя обернулся Коробочкин.
— Ты извини, Кузьмич. Перетянул я малость. А «уточка» твоя, оказывается, с капризом: при затяжном штопоре выходит только с газом. Имей в виду… — сказал Виктор.
Коробочкин все еще хмуро и недоверчиво смотрел на бывшего ученика, но взгляд его уже заметно теплел.
— Перепугался я за тебя, шальная голова, — сказал он. — А за правду — спасибо. Иначе все равно не поверил бы… Значит, трухнул все-таки?
— Трухнул, Кузьмич. Я на четырнадцатом витке хотел выйти… Не тут-то было. Но все обошлось. Видать, не судьба еще…
— Еще раз спасибо за правду… А в общем, прямо скажу: хоть ты и лейтенант и звеном командуешь, а такой же хвастун, как и все…
Вернувшись с аэродрома, Виктор переоделся и в самом отличном настроении вышел к обеду.
За
— Ну, Витька, видал я нынче, как один летчик выкрутасы в небесах выделывал. В перерыв вся фабрика вышла смотреть. Что он только выделывал — уму непостижимо. Уж он, шельмец, и голубком, и кобчиком, и жаворонком… Потом как завалился и пошел в землю винтом… Ну, думаем, крышка… Нет, вынырнул, подлец!.. Так мы аж «ура» закричали…
— Когда это было? — равнодушно осведомился Виктор.
— Да около часу дня. Прямо удивление. И как это они выдерживают? Да я бы, кажись, на месте там и помер от разрыва сердца. Ты, небось, умеешь так?
Виктор опустил в тарелку усмешливый взгляд.
— Нет, папа, я еще до этого не достиг. А делал фигуры нынче один мой приятель. Мне говорили об этом.
Прохор Матвеевич разочарованно покачал головой.
— Жаль, жаль, что ты так не умеешь. Просто загляденье одно.
— Это делается не для загляденья, отец, — серьезно поправил Виктор. — Фигуры высшего пилотажа нужны летчику, чтобы ловчее вести воздушный бой. Чтобы самому увернуться от врага и сесть ему на загривок.
— Да и смотреть любопытно, не скажи. Дух захватывает, когда такие крендели в воздухе расписывают, — с удовольствием отметил Прохор Матвеевич.
— И что тут любопытного? — вмешалась в разговор Александра Михайловна, разливавшая суп. — Один страх и только… Мыслимое ли дело на такой высотище летать. Смотреть вниз — и то жутко, а они что делают! И хорошо, Витя, — что ты еще этого не достиг. И не надо, сынок, бог с ним. Летай спокойно да пониже.
Прохор Матвеевич бросил на жену сожалеющий взгляд. Виктор ласково засмеялся.
— Мамочка, да ведь чем ниже летать, тем опаснее…
И все за столом засмеялись, но Александра Михайловна, недоуменно и обиженно хмурясь, качала головой.
— Как бы не так. Говорите мне…
— Хотела бы я посмотреть на этого твоего приятеля. — сказала Таня, заинтересованная рассказом отца.
— Ты его увидишь… завтра… — усмехнулся Виктор.
— Он придет сюда? — удивилась Таня.
— Да… если хочешь, — сдерживая смех, ответил Виктор.
Он вспомнил, что условился быть у Вали в шесть часов и, торопливо одевшись, взволнованный мыслью об очень важном разговоре с ней, вышел на улицу. Отношения его с Валей становились все более странными и неопределенными: она словно дразнила его — была с ним то ласковой, то натянуто-холодной и капризной. Сегодня он решил «раскрыть все скобки», чтобы уехать в армию с надеждой или разочарованием.
Вечер, морозный и ясный, с медленно гаснущим, вишнево-дымчатым на западе небом, обнимал город. В неподвижном воздухе все еще была разлита та особенная зимняя свежесть, которую Виктор чувствовал в полете над городом.