Волгины
Шрифт:
— Где Днипро? — спросил Микола, и глаза его расширились, стали жадно что-то искать вдали.
— Вон… Левее колокольни смотри… Видишь — голубеет?.. — пояснил Дудников.
— Бачу, — прошептал Микола.
— Вот там, наверное, и наши… Теперь надо торопиться…
Они долго всматривались в маячивший вдали город, в серебряный осколок Днепра.
После долгого молчания Микола спросил:
— Як же мы доберемся до своих, Иван?
— Вот и я соображаю, по какой стежке пойти, чтобы попасть как раз в точку.
Щурясь, Дудников внимательно разглядывал местность.
— Я так думаю, — заговорил он немного погодя, — бой кипит
Микола настороженно слушал. Слабый ветерок доносил на опушку перекипающий, как морской прибой, захлебывающийся клекот пулеметов и автоматов.
С надеждой поглядывал Микола на товарища, точно ожидая от него решения непосильной задачи. Дудников был спокоен, лишь широкий выпуклый лоб его напряженно морщился. Микола не мог отвести глаз от того места, где блестела река. Если бы у него были крылья, он полетел бы туда; ведь там, на той стороне, за белорусскими полями, лежала его родная Черниговщина!
Внезапно справа послышался треск ломающихся сучьев, всхрапывание мотора и отдаленный лязг гусениц. Иван и Микола спрятали головы под непроницаемый навес листвы, теснее прижались к земле. Невидимые машины, скрежеща стальными частями, шли по лесной дороге. Были ли это танки или бронетранспортеры — ни Дудников, ни Микола не могли сообразить сразу. В две-три секунды они скатились в неглубокую промоину, прижались друг к другу, затаили дыхание. Густой куст можжевельника прикрыл их.
Иван и Микола пришли в себя только, когда рев мотора переместился в поле и стал затихать в направлении города. И опять стало тихо, только свиристели в кустах малиновки да орудийный рокот все еще наплывал откуда-то издалека.
Они пролежали в промоине до темноты. В сумерках бородатое лицо Дудникова показалось Миколе необычно суровым.
— Ну як? Надумал чего? — шепотом спросил Микола.
— Надумал. Вставай, будем двигать.
Кряхтя от боли в занемевших, тяжелых, как колоды, ногах, Микола встал.
— Я уже все расплановал, — зашептал Дудников. — Назад нам возврату нету: там наша гибель. Впереди — Красная Армия. Нехай перед нами сам сатана со своим пеклом, зато за этим пеклом — наши… — Пробьемся — наше счастье, не пробьемся — одна смерть. Ну, хлопче, шагом марш…
Дудников решительно полез из промоины. Микола покорно последовал за ним.
Земля и небо были объяты пламенем. Огонь, надолго, казалось, спрятанный в земные недра, вдруг вырвался наружу и затопил все вокруг, принимая самую причудливую расцветку. Тяжелым, цвета красной меди занавесом колыхался он над дальним краем земли. В другом месте лиловые лучи устремлялись к небу, беспокойно перекидываясь из конца в; конец, словно огромные огненные метлы пытались смести на землю неяркую россыпь тусклых от дыма звезд, — это были прожекторы, световые щупальцы войны. Рои огненных пчел, желтых, розовых и алых, летели ввысь в ответ на глухое сердитое ворчание невидимого самолета. Осветительные бомбы, как огненные груши, иногда повисали над Днепром, разливая немигающий лимонно-желтый свет.
Огонь зловеще резвился всюду. Он то трепетал вспышками минных разрывов, то мгновенно взблескивал, вылетая из орудийных жерл, то взвивался к небу фонтанами искр.
Весь этот неудержимый разгул огня казался среди ночи величественным и угнетающим.
Микола и Иван впервые наблюдали огни войны ночью. Прижимаясь к земле и поминутно замирая
Они ползли по заранее высмотренной Дудниковым лощине, вдоль высокого, обрывистого яра. Дно лощины все время озарялось неровными багряными вспышками. Днем Иван не учел этого, и если бы не тень обрыва, могло случиться, что их давно бы обнаружили.
Микола упрямо передвигал затекшие ноги. Легкая котомка давила на его плечи, как многопудовый груз. Голубая полоска Днепра все время стояла перед его глазами. Иногда Дудников переставал двигаться, в тот же миг останавливался и Микола; тело его точно прирастало к земле… Но стоило Дудникову пошевелить ногой или рукой, как жизнь вновь вливалась в мускулы Миколы, руки его сами начинали упираться в землю и двигать туловище вперед.
Так продолжалось час, полтора, может быть, и больше. Пугающие звуки все чаще долетали до их слуха. Слышались то далекий лязг гусениц и сдержанное рычание мотора, то скрип орудийных колес, то автоматная очередь.
Судя по всему, это были последние, самые близкие тылы переднего края немцев; Лощина, как она представлялась еще днем Дудникову, должна была обогнуть город с севера и привести прямо к Днепру.
По расчетам Дудникова, до Днепра оставалось километров шесть, не больше, но лощина все еще петляла то вправо, то влево, и Дудникову казалось, что он ошибся и вот-вот их застанет рассвет, и тогда уже не сможет скрыть их никакой яр.
Необычное безмолвие заставило Дудникова прекратить движение, насторожить слух. Рядом устало дышал Микола.
— Тише, — коснулся губами его уха Дудников. — Теперь уже — пан, а либо пропал…
Вдруг человеческий голос раздался справа, поразив их, как неожиданный удар грома.
Сверху на спину Миколы с легким шорохом посыпались комья земли. Миколе показалось — сейчас будет конец всему, и он закрыл глаза.
Бросая на дно лощины подрагивающие тени, совсем близко колыхнулись кусты орешника. Кто-то продирался через: них, гремя чем-то железным.
— Sie still, Alfred, l"arme nicht mit den Spulen. Du vergisst, die Russen haben Ohren. Sie k"onnen uns beschissen, — послышался тихий голос.
— Sie werden nichts h"oren. F"und Kilometer weit kann man nicht h"oren, — ответил другой.
— Du irrst, Alfred. Ihre Gr"aben sind nah. Wir k"onnen in die Patsche geraten.
— Sprich nur weniger, und zieh des Kabel rascher zur Batterie hin, [6] — недовольно проворчал второй немец.
Прошло минуты три, и шелест кустов затих. Иван и Микола перевели дыхание. Если бы они понимали немецкий язык, то случайно подслушанный разговор мог бы послужить для них некоторым утешением, но ни тот, ни другой ни слова не знали по-немецки. Голоса убедили их только в том, что опасность передвижения увеличилась. Они лежали долго, боясь пошевелиться.
6
— Тише, Альфред, не греми катушкой. Ты забываешь: у русских есть уши. Они могут нас обстрелять.
— Они не услышат. За пять километров нельзя услышать.
— Ты ошибаешься, Альфред. Их окопы близко. Мы можем влопаться в неприятность.
— Ты меньше разговаривай, а быстрее тяни на батарею кабель…