Волк для Шарлотты

Генер Марго

– Уже отпраздновал, - сказал он сквозь еду. – Пара дураков валяются в свинарнике с расквашенными носами.

– Жаль, что так вышло, - проговорила я, искренне досадуя, что такой день омрачили.

Отец хохотнул, дожевывая ногу и сказал, откидываясь на спинку стула:

– Чего жаль? Какой праздник без доброй драки? Удался, ничего не скажешь. Таверник три стула выкинул поломанных, пять бочек хмеля опустошил! А ты чего бледная такая?

Я

нервно сглотнула, боясь, что проболтаюсь. Но взгляд отца стал строгим и внимательным, и я поняла - он заметил мое смятение, едва вошла.

Пришлось повиноваться.

– Ну? – потребовал он. – Говори.

– Я встретила Грэма возле конюшни, - промямлила я.

Лицо отца нахмурилось, он сжал куриную ногу так, что та поползла между пальцами, рискуя выскочить и полететь на пол.

– Чего хотел? – спросил он, и тут же ответил: - Понятно чего. Он вел себя достойно?

В голове пронеслись образы с лицом мужчины, которое ухмыляется, а его сухие пальцы бесцеремонно сжимают мою грудь. Во рту пересохло, отвечать не хотелось, и я потупила взгляд.

Отец шумно икнул и проговорил:

– Шарлотта, дочь моя, ты ведь знаешь, что обещанная дева должна быть приветлива с названным?

– Знаю, отец, - согласилась я, хотя законы нашей деревни всегда вызывали у меня вопросы.

– И что названный должен с обещанной быть ласков.

– Да.

– Уверенна, что он не позволил себе лишнего? – поинтересовался отец, вглядываясь в меня так, словно пытается прочитать мысли.

Я судорожно соображала, что подразумевается под «приветлива» и «ласков», но твердо понимала - дозволь он себе то, о чем молчат все замужние девы, я бы это заметила.

Посмотрев на отца, я покачала головой и сказала:

– Нет. Он не сделал дурного, вроде.

Отец облегченно выдохнул и поднялся со стула. Доски пола под ним скрипнули, а отец произнес:

– Вот и славно. Грэм достойный человек. С хорошим достатком. Ты и ваши дети будут одеты, обуты и всегда сыты. Тем более, его отец родом из Неудержимых земель, что значит, их род плодовит. Уважай его.

Потом накинул сюртук и мимо меня направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, я выдохнула, плечи опустились.

Глава 1.1

В присутствии отца всегда робела и не знала, как себя вести. Хотя ко мне, как ко младшей дочери, он всегда относился хорошо и, можно сказать, баловал. Позволил не выходить за муж до восемнадцати лет. Но когда Грэм заслал свата, отказывать не стал.

Грэм всегда славился неуемным нравом, затевал драки и разборки в таверне, на что отец говорил, мол, это хорошо. Горячий темперамент мужа – залог здоровых детей. К тому же он будет хорошим

защитником. Сам Грэм гордился, что его уважает даже такой известный жнец, как мой отец. Мне же это замужество казалось пожизненным рабством без возможности освободиться. Но пойти против воли родителей не возникало даже мысли.

Поставив тазик на скамью возле печки, я тяжело вздохнула и некоторое время грела пальцы у очага. Дав дыханию время успокоиться, я вяло размышляла о своей судьбе с Грэмом, которой не избежать. Потом смахнула слезинку со щеки и выпрямившись, поднялась по ступенькам на второй этаж.

В коридоре встретила мать. Она расправляла занавески на единственном окне в самом конце. Когда подо мной скрипнули половицы, она резко оглянулась. Взгляд испуганный, губы раскрыты, а в волосах застряла солома.

Лишь, когда поняла, что это я, плечи расслабленно опустились, она выдохнула и произнесла:

– Шарлотта… Это ты. Я думала отец.

– Он ушел, - сказала я тихо. – Наверное, в Таверну. Сегодня ведь праздник третьего урожая.

Она от чего-то облегченно расслабила плечи. Отец всегда был строгим и не делал послаблений ни жене, ни сыновьям, ни дочерям. А мне, после произошедшего в конюшне хотелось родительской заботы, но все, на что был способен отец, он уже проявил.

Мама заметила мое настроение. Она подошла и заглянула в глаза.

– Что с тобой, дитя мое? – спросила она.

Мама всегда была чуткой и доброй женщиной. Сейчас, когда мы остались вдвоем, захотелось забраться к ней на колени и расплакаться, как маленькой девочке. Подбородок задрожал.

Мама, охнула и, толкнув дверь, увлекла меня в комнату. Когда усадила на кровать, опустилась рядом и произнесла:

– Ну? Что такое? Расскажи мне, как есть.

– Мама… - прошептала я, глотая рыдания, которые вот-вот вырвутся наружу, - я не хочу…

– Что не хочешь, милая?

– За муж за Грэма, - всхлипнула я, а слезы прорвали запруду и покатились горячими дрожками по щекам.

Страх и обида на несправедливость захлестнули с такой силой, что захотелось бросить все и убежать в Терамарский лес, куда ни один человек в здравом уме по доброй воле не сунется. Лес, которого сторонятся даже охотники.

Я упала на колени к матери и зашлась в рыданиях, а она стала гладить меня по голове и успокаивать.

– Ну-ну, милая, - говорила она, - поплачь. Поплачь. Женщинам надо плакать. Так горести выходят. Мало кто хочет за муж, но что поделать. Такая женская доля.

– Но мама… - прорыдала я, - почему Грэм? Я... я не люблю его.

– Это пока не любишь, - наставительно сказала мать, продолжая гладить меня по голове. – А потом слюбится.