Волк по имени Зайка

Гончарова Галина Дмитриевна

Колечко Райшена. Обручальное, мы этой осенью должны были… мразь!!!

Зато золотое. Тяжелое, заберу его с собой. Продать, а то и выкинуть. Нечего ему будет Лайсе дарить! Поделом тебе, скотина блохастая!

Скидываю платье. Увы, оборотни не могут перекидываться в одежде. Мы переходим из формы в форму совершенно нагими. Говорят, раньше были полиморфы, которые перекидывались в кого хотели, в одежде или без — но они давно вымерли. А мы… я вообще позор семьи.

Платье запихнуть в мой сундук. Из него ничего не возьму. Ни засушенные цветы, ни лично

сшитые платья — приданное, чтоб ему… главное, чтобы сразу побег не обнаружили.

Выйти из дома на задний двор, благо, никого нет рядом, чутье у меня не хуже волчьего, оно рассказывает, кто и где находится. Но сельчане все разбрелись, занимаясь своими делами. Тем лучше…

А теперь сосредоточиться.

Впрочем, даже этого не требуется. Секунда, в глазах темнеет — и все кончено. На грядках сидит ушастая белая зайка, я смотрю на свои лапки и нехорошо усмехаюсь. И — срываюсь с места.

Прощай, деревня. К вечеру я уже буду очень далеко отсюда, а хватятся меня дня через три. Не догоните…

Колин

«Сын!

Ваша мать умерла и требуется Ваше присутствие на похоронах.

Прошу Вас приехать незамедлительно.

Лойрио Ройл.»

Пальцы сжались в кулаки, сминая хрупкий листок. Мразь.

Своего отчима я ненавидел всегда. Кажется, я уже родился с этой ненавистью. Или она появилась чуть позднее…

Не знаю с чего так. Вроде бы отец считал его своим другом, названным братом, а мне лойрио Эдвин Ройл был противен. Неприятны были его темные, навыкате, глаза, его мясистые красные губы, прячущиеся в окладистой бороде, его толстые пальцы, постоянно шевелящиеся, похожие на жирных червей…

Я первый пустил в ход прозвище «лойрио Рыло» и оно прилипло хуже дерьма к подошве. Тогда это были детские проказы.

Потом было хуже.

Мне было десять лет, когда погиб отец. Погиб странно и нелепо. Случайный выстрел на охоте — и стрела спутала его с оленем. Или стрелок?

Я жизнь готов был поставить на второе, но найти негодяя не удалось. Никто не признавался, и стрела оказалась не помеченной. Твари!

Я был провозглашен лойрио Торвальд–холла, а мать надела траур.

Она словно потухла тогда, всегда веселая, живая, искристая, теперь она напоминала снежную королеву. Каштановые волосы поседели за одну ночь, голубые глаза запали, она сильно осунулась… и все равно была красавицей. Даже сейчас, во всем черном — красавицей.

И лойрио Рыло зачастил к нам. Около года назад умерла его жена и слуги шептались, что он забил ее до смерти, а сейчас он положил взгляд на маму. Я это понял сразу.

Но что я мог сделать?

Беда была в другом. Его назначили моим опекуном до совершеннолетия, а наступало оно в семнадцать лет. Семь лет мы должны были терпеть его, его визиты, взгляды, речи, всячески ублажать его, повиноваться и… НЕНАВИЖУ!!!

Впрочем, я готов был простить ему многое — за маму. В ее присутствии он становился совсем другим. Он шутил, неловко и неуклюже, читал ей стихи, приносил цветы, сладости, украшения… мама чуть оживлялась в его присутствии — и одно это

стоило моих стиснутых зубов.

Прошел год — и она перестала носить только черное, и даже стала иногда улыбаться. Потом еще год — и она начала смеяться, и голос ее звенел иногда почти как прежде. А потом лойрио Рыло сделал ей предложение.

Мама тогда пришла ко мне ночью.

— Сынок, нам надо поговорить.

Я пожал плечами. Пусть я ребенок, но я еще и лойрио Торвальд, а потому отец воспитывал меня с детства и учил с детства.

— ты хочешь сказать, что выходишь замуж за лойрио Рыло?

Мама вздохнула. Опустила голову.

— ты не любишь его.

— Нет. А ты? — этот вопрос требовал серьезного прояснения.

— А мне иногда кажется, что я могла бы… не быть счастливой, но и не быть такой несчастной рядом с ним.

— по сравнению с отцом он…

— не надо, Колли. — Колли. Так меня называла только мама — и только наедине. Это было нашей тайной даже от отца. — Лойрио Ройла действительно нельзя даже отдаленно сравнить с твоим отцом. Но…

— Но ты еще молода. И хочешь попробовать стать счастливой.

— В кого ты у меня такой умный?

— Я и сам задаюсь этим вопросом, — поддразнил я маму. — Я не стану возражать.

— Да?

— Я хочу видеть тебя счастливой.

Мама подарила мне поцелуй. Крепко обняла, мы посидели в темноте и тишине…

— Ты у меня замечательный, малыш. И так похож на отца…

Она всхлипнула и ушла.

Свадьба была пышной. Мать старалась улыбаться, лойрио Рыло выглядел откровенно довольным, гости пили и орали тосты за здоровье молодых и потомство…

Я молчал и наблюдал.

Все ведь хорошо, так?

Разве не так?

Не так проявилось вскоре после свадьбы.

Лойрио Рыло был бесплоден, так шептались окружающие. У него было уже две жены — и ни одна не могла подарить ему наследника. Не смогла и мама, хотя очень старалась. Я знал. Лойрио поднимался в ее спальню каждую ночь — и оттуда неслись стоны. Сначала — удовольствия. Потом — они все чаще становились болезненными, но вмешаться я не мог.

Из замка удалялись старые верные слуги, в нем становилось все больше людей лойриоа Рыло, роптали гвардейцы, а я ничего не мог сделать. Он — опекун. И ведь дела он вел хорошо. Не воровал, я мог это проверить. Но и…

Убивайте меня — лойрио Рыло был с гнильцой.

Мать опять стала печальной, под ее голубыми глазами темнели черные круги, а на запястьях, которые она прятала под длинными рукавами, появились синяки. Лойрио Рыло винил ее в том, что она не могла понести ребенка — и приводил меня в пример. И все чаще нехорошо смотрел на меня. Словно примериваясь поверх арбалета.

Мама опять пришла ко мне ночью, когда лойрио Рыло напился и уснул. И на е лице был уродливый синяк.

— Он? Убью!

Я рванулся вскочить. Да, мне всего тринадцать лет, ладно, почти тринадцать, но я знаю куда бить. И рука у меня не дрогнет — полоснуть гада по сонной артерии, чтобы он захлебнулся своей помойной кровью!