Волк равнин
Шрифт:
— Я дома, — буркнул хан себе под нос так, чтобы другие не услышали его.
Это был, почитай, разбойничий лагерь, разбитый на мерзлой земле, где всем едва хватало еды и крова, но это был его дом, а теперь и Бортэ была здесь.
— Проводи меня к матери, Джелме, — сказал Тэмучжин, дрожа от холода. — Ей наверняка не терпится узнать новости про олхунутов.
Он уловил беспокойство невесты и попытался успокоить ее:
— Она будет рада тебе, Бортэ, как родной дочери.
Джелме хотел уже проводить их, но тут Тэмучжин заметил, что разбойник, которого он взял
— Хачиун, это Барак, славный воин. Ему нужно поучиться стрелять из лука, и он никогда не держал в руках меча. Но он силен и отважен. Посмотри, что из него можно сделать. — Тэмучжин нахмурился при этих словах, вспомнив еще об одном своем долге. — Проследи, чтобы у Арслана было все для выковки новых мечей. Пошли людей накопать руды.
Хачиун кивнул.
— Мы нашли жилу в этом холме. Уже набрали больших камней. Джелме никому не позволял прикоснуться к ним до возвращения отца.
Тэмучжин заметил, что Арслан с сыном внимательно прислушиваются к разговору.
— И это правильно, — заметил он. — Арслан сделает два меча, каких мы еще не видывали. Правда?
У кузнеца все еще голова шла кругом от радости: он увидел сына живым и сильным, предводителем воинов. Он кивнул:
— Я сделаю их.
— А теперь, во имя Отца-неба, спрячемся от ветра, — предложил Тэмучжин. — Я-то думал, уже весна.
— Весна и есть, только северная, — пожав плечами, ответил Хасар. — Погода мягкая, мне хорошо.
Тэмучжин обвел взглядом Хасара, Хачиуна, Джелме, Арслана. Они были славными воинами, и сердце его парило в небесах при мысли о том, что они совершат вместе. Он был дома.
Оэлун жила в отдельной юрте. Ей прислуживала девочка из бродячей семьи. Мать втирала в кожу баранье сало, когда услышала снаружи какой-то шум. Служанка вышла узнать, что там такое, и вернулась вся раскрасневшаяся и задыхающаяся.
— Твой сын вернулся, госпожа! — крикнула она.
Горшочек с натопленным салом выпал из рук, Оэлун вытерла пальцы о старую тряпку и щелкнула ими, чтобы поторопить девочку, влезла в халат. Ее поразила сила охвативших ее чувств, сердце подскочило от радостной вести. Тэмучжин снова остался жив! И хотя она не могла забыть, что он сделал в самые тяжкие времена, он все равно оставался ее сыном. Материнская любовь — странное, непостижимое чувство.
К тому моменту, когда голос Тэмучжина послышался за стенами юрты, Оэлун уже взяла себя в руки, посадила на колени малышку Тэмулун и стала расчесывать ей волосы, чтобы успокоить дрожь в руках. Девочка, похоже, удивилась странному настроению матери и смотрела по сторонам широко открытыми глазами. Тэмучжин зашел, впустив ледяной ветер и снег. Оэлун вздрогнула, а Тэмулун завопила от радости, увидев старшего брата, который так давно ушел.
Оэлун смотрела, как Тэмучжин обнимает сестру, как хвалит ее красивые волосы. Девочка что-то рассказывала, а Оэлун впитывала в себя черты молодого человека, который вызывал
— Рада снова увидеть тебя, сын, — произнесла Оэлун положенные по обычаю слова.
Тэмучжин лишь улыбнулся и отступил в сторону, чтобы представить матери высокую молодую женщину и еще одну девушку. Глаза Оэлун расширились: она узнала тонкие черты, присущие ее народу. Ее охватил приступ тоски по дому — удивительно, спустя столько лет. Она встала, взяла двух младших женщин за руки и подвела к теплу. Тэмулун подошла, протиснулась между ними, спрашивая, кто они такие.
— Подбрось-ка дров в огонь, — велела Оэлун служанке. — Вы совсем закоченели. Кто из вас Бортэ?
— Я, матушка, — робко ответила та. — Бортэ из олхунутов.
— Я поняла это по твоему лицу и вышивке на халате, — сказала Оэлун и повернулась к другой девушке. — А ты, дочка? Как твое имя?
Елюн была ошеломлена горем, но взяла себя в руки и ответила. Оэлун поняла, что девушка чувствует, и порывисто обняла ее. Она усадила обеих и велела налить им по пиале горячего чая, чтобы они согрелись. Тэмулун заставили замолчать, выдав ей мешочек сладкого сушеного творога, и она уселась в углу, запустив в него руку. Тэмучжин смотрел на беседующих олхунуток. Он с радостью увидел, как заулыбалась Бортэ в ответ на воспоминания Оэлун. Его мать понимала, как страшно среди чужаков. Она и сама такое пережила в свое время. Пока девушки грелись, она забрасывала их бесконечными вопросами, и в ее речи появился забытый олхунутский говор. Странно было слышать такое из уст собственной матери, и Тэмучжин снова подумал о жизни, которую она вела, прежде чем узнала Есугэя и родила ему детей.
— Сансар по-прежнему хан? А как поживает мой племянник Коке и его отец Энк?
Бортэ легко отвечала Оэлун, без смущения принимая ее материнское отношение. Тэмучжин смотрел на них с гордостью, словно в этом была его заслуга. Мать, казалось, позабыла о нем, поэтому он сел и кивнул служанке, чтобы та подала ему пиалу чая, принял ее с благодарностью и закрыл глаза от удовольствия, когда по телу стало расходиться долгожданное тепло. Елюн тоже приняла участие в разговоре, и Тэмучжин позволил себе наконец расслабиться и закрыть глаза.
— …этот буран не может затянуться надолго, — услышал он слова матери. — Уже началась оттепель, проходы в горах открываются.
— Не помню, чтобы я когда-нибудь так замерзала, — ответила Бортэ, растирая руки. Женщины вроде понравились друг другу, и Тэмучжин окончательно успокоился.
— Я привез Елюн, чтобы она стала женой Хасару или Хачиуну. Ее сестра умерла по дороге, — сказал он, чуть приоткрыв глаза.
Женщины посмотрели на него и снова занялись разговором, словно он ничего и не говорил. Тэмучжин тихо хмыкнул. Ни один мужчина не будет ханом для своей матери. От тепла его разморило, и под тихую беседу он погрузился в сон.