Волк в ее голове. Книги I–III
Шрифт:
– Это не наш класс. Ещё до урока было, – робко говорит Олеся. Ей вторят остальные: – Да, это не мы!
– Это «ашки», стопудово!
Вероника Игоревна холодно улыбается.
– Вы ведь даже не понимаете, сколько стоил гимназии этот кабинет, – говорит она. – Глупые, маленькие детишки. Глупые и…
– Вероника Игоревна, это не мы! – обиженно повторяет Олеся.
– Не мы, не мы… – Вероника Игоревна с ненавистью разглядывает четвёрку. – Раз всех так волнуют оценки… Показывайте лекарства.
Шуршит бумага, и класс белеет от страниц. Валентин передёргивает
– Ирина Олеговна, Максим Сергеевич – два. Шуберт умер. За «глюцин», – Вероника Игоревна прижимает ладонь ко рту и закрывает на секунду глаза, – с-спасибо отдельное. Гульнара Халидовна, Кирилл Геннадьевич – два. Чайковский мёртв.
По рядам прокатывается волна возмущения: вздохи, стоны и «да ну, блин, сколько можно».
– Ольга Леонидовна – два! – повышает голос Вероника Игоревна. – Наталья Станиславовна – два! Гауф мёртв. Наталья Викторовна и Розетта Никифоровна… три – за юмор. Кардиостимулятор, вероятно, помог бы Рафаэлю, но к лекарственным веществам он никак не относится.
– Да неужели? – шепчет Коваль.
– Кирилл Гаврилович – два, – глядя на него, чеканит Вероника Игоревна. – Денис Олегович – два. Вы не вылечили Шуберта, а добили. Артур Александрович и Валентин Николаевич…
Живот у меня скручивает от страха, и я до боли вжимаю переключатель в корпус ручки.
– …пять, несмотря на бесстыдное опоздание и на то, что буква «В» пишется в другую сторону. Печаль Ван Гога не будет длиться вечно.
– Ну конечно! – шёпотом возмущается кто-то.
Я нервно усмехаюсь, бросаю ручку, хватаю наш «кветиапин» и понимаю, что действительно отразил «В» в невидимом зеркале.
Честное слово, это от недосыпа.
Валентин театрально поднимает кулак в мою честь.
– Мужик-опоздун. Вылечит всех, даже если его об этом не просят.
Олеся и ещё тройка девушек поворачиваются в мою сторону. В штанах тут же деревенеет, прыщи на лице чешутся, и тело делается чужим, корявым. Мне и эта пятёрка кажется чужой. Будто не я занимался, не я читал, не я смотрел видеолекции, подкинутые Вероникой Игоревной, – а подействовал четыре года назад ритуал Дианы. Ум понимает, что это невозможно, что магии не существует, но некий червячок сомнений вновь обвивает моё ухо и шепчет тихо-тихо:
– Ты не заслужил. Не заслужил. Не заслужил.
Почему он не заткнётся?
Почему?
Насчёт опозданий. Э-э-э… да.
Во-первых, Северо-Стрелец запихнули так близко к полярному кругу, что будильник звонит если не в темноте, то в сумерках. Во-вторых, мы живём в типичном российском постапокалипсисе: электричества нет каждые четыре месяца, а отопительная система ломается с первыми же заморозками. Вылезать из-под одеяла не хочется вдвойне. Поэтому я на ощупь нахожу сотовый, нажимаю «отложить» и тут же засыпаю, хотя в сотовом будильники у меня идут через пять минут.
7:25
Будильник, каждый…
7:30
Будильник,
7:35
Будильник, каждый…
7:40
Будильник, каждый…
7:45
Будильник, каждый…
7:50
Будильник, каждый…
7:55
Будильник, каждый…
8:00
Будильник, каждый…
Если откладываешь один будильник, а потом другой и третий, то они копятся, как снежный вал, и ВЕРЕЩАТ. В критический момент нейрончики догадываются, что проще встать, чем заткнуть этот пиликающий оркестр, и вываливают ноги на пол. Голова не поднимается, глаза не открываются, и пальцы до синяков оббивают углы. Холод собачий. Батареи еле греют, ибо снова прорвало теплотрассу. Зубы ломит от студёной воды, одежда чуть не в инее. В холодильнике мышь повесилась, и тараканы тоже повесились, потому что батя в командировке, а вечером лень обуяла идти в магаз. И вот голодный, сонный, окоченелый ты плетёшься в гимназию.
А я же не ботан и не бегу на учёбу сломя голову. Зимой мне нравится трескать лёд в лужах, весной – давить шишки на набережной (они так кла-ас-сно хрустят), и в любое время года – гладить собак, которые встречаются по пути.
Ну, вы поняли: Артур Александрович – хронический опоздун.
Сегодня объединились три факта: будило не зазвонило, зубная паста не выдавливалась, а мужик у гимназии принёс документы Веронике Игоревне и встретил такое яростное сопротивление охраны, что я вызвался помочь.
К чему я это. Сегодня хотя бы нашёлся весомый повод.
Вероника Игоревна танком идёт по оценкам: налево и направо летят параши, пятёры, трюнделя. Четвёрки отсутствуют, и это настораживает. Не хотелось бы, чтобы у Вероники Игоревны снова начались проблемы. У неё получаются действительно интересные уроки, когда она пребывает в хорошем настроении и не устраивает на занятиях «Донбас».
– Всё? – с издёвкой говорит Вероника Игоревна. – Никого не забыла? Два десятка двоек, восемь троек, четыре пятёрки – вот ЭТО реальная оценка ваших знаний. Кто-то хочет поспорить? Может, кто-то считает, что заслужил… четвёрку?
Класс угрюмо молчит в ответ. Нет, иногда Вероника Игоревна четвёрки ставит, но так неохотно, что ей об этом напомнили. Впрочем, цифра на окне вряд ли изменит ситуацию к лучшему.
– Вероника Игоревна! – сердито отвечает Олеся. – Да не мы её нари…
Раздаётся звонок. Вероника Игоревна слабо машет рукой, чтобы мы расходились. Скребут о линолеум стулья, множатся голоса, взвизгивают молнии на рюкзаках.
– В столову? – спрашивает Валентин.
Я мотаю головой.
– Попозже догоню.