Волк в овечьей шкуре
Шрифт:
А уж когда вопреки своему обыкновению, Рада молча, опустилась на стул и, так же молча, пододвинув к себе тарелку с овсянкой, принялась очень сосредоточенно кушать...
Екатерина Андреевна оглядев нашу парочку, вероятно, сделала для себя какие-то выводы. Но озвучивать их не стала и тоже молча, приступила к завтраку.
Глядя на всех, молчала и Марина. В полном молчании мы завершили завтрак, в полном молчании же гуськом, по ранжиру так и отправились в кабинет главы клана.
Рада и Екатерина Андреевна ожидаемо исчезли в кабинете, а я устроился
"Выставят меня отсюда или нет? Только это меня и волнует. Все остальные виды наказания, что они там вдвоем смогут придумать, я надеюсь, что смогу перетерпеть..."
Дважды звякнул звонок в приемной, что означало, что в кабинете хотят видеть именно меня.
Я встал, вздохнул, поймал сочувствующий взгляд Марины, проявившей чудеса выдержки, так и не спросившей ничего у меня, и пошел в кабинет.
Скромница Рада с поцарапанной скулой стояла, опустив глаза в пол, а ее мама сидела прямо за столом и гневно сверкала глазами.
"Спорить бесполезно!
– решил я, едва увидев эту сценку.
– Приговор вынесен и обжалованию не подлежит, как не подлежит сомнению, что эта пай-девочка всё представила в выгодном для себя свете..."
– Владислав!
– прервал мои мысли совсем не тихий голос Екатерины Андреевны.
– Рада рассказала о том, что между вами произошло на тренировке! Это возмутительно!
Я согласно кивнул. Ничего другого я и не ожидал. Кажется, мне всё же укажут на дверь...
– Радослава сейчас принесет тебе извинения!
Я подумал, что ослышался.
– Вы наверно хотели сказать, что это я должен принести извинения?
– Не считай, что я выжила из ума и не понимаю, что говорю!
– взгляд Екатерины Андреевны ощутимо потяжелел. Некоторое время она молча, сверлила меня взглядом, а потом кивнула Раде.
– Начинай!
– Владислав! Я хочу тебе сказать, что, применяя к тебе такое чрезмерное воспитательное средство, как стрелки, я была неправа! Я прошу извинить меня и заверить, что в будущем ничего подобного не повториться!
"Понятно!
– подумал я.
– Стрелки ты применять больше не будешь. Применишь удушающий аркан, воздушный кулак или такой симпатичный маленький, но очень горячий фаербольчик".
Но это я только подумал, а сказал совсем другое. С широкой всепрощающей улыбкой я заверил и Раду, и особенно Екатерину Андреевну, что давно простил неосторожность Рады и посетовал на свою несдержанность, намекая на ссадину на скуле Рады.
В общем, всё устроилось так, как я и предположить не мог. Ничего хорошего я от Рады по-прежнему не ждал, но надеялся, что на некоторое время она притихнет со своими мстительными замыслами.
Уже ближе к вечеру, забирая, пустую чашку из-под кофе со стола начальницы, я не стал сразу уходить. Екатерина Андреевна отдыхала от бумаг, то есть сидела с закрытыми глазами, откинувшись в кресле.
Я уже привычно кашлянул и, дождался, когда она откроет глаза и посмотрит на меня. Я, глядя в эти огромные зеленые глаза с максимальной признательностью,
– Екатерина Андреевна, я не стал говорить это при Раде. Мне хотелось сказать это вам наедине. Я искренне благодарен вам за то, что вы справедливо разобрались в ситуации. Честно говоря, я был готов к совсем другому вашему решению. Я со своей стороны обещаю, что постараюсь, чтобы всё то время, пока я работаю у вас, вы были мною довольны.
Я замолчал, но глаз по-прежнему не отводил.
Признательность, доброжелательность, симпатия и где-то даже любовь - всё это я и старался передать мысленно. По собственному опыту зная, насколько восприимчивы женщины к таким вот обожающим взглядам. Если бы дело происходило в `Иле` в приличных чаевых я был бы уже уверен. В данном же случае речь шла не о чаевых, а о нечто большем: о моем спокойствии, на всё время работы на клан Горчаковых и ради этого стоило постараться. Молчание затягивалось. Я не уловил тот момент, когда оно вдруг стало просто неприлично долгим. Я-то рассчитывал, что Екатерина Андреевна что-то скажет мне в ответ и тем самым прервет наши гляделки, но она молчала. Я уже начал паниковать. Продолжать такие игры было чревато. В зеленых глазах Екатерины Андреевны начал потихоньку разгораться тот огонек, который я неоднократно видел в глазах других женщин и худо-бедно научился его дешифровать. Это интерес ко мне, именно ко мне, как к мужчине!
"Доигрался!" - в панике думал я, но глаз всё же не отводил.
Не знаю, чем бы всё это закончилось, но тут зазвонил внутренний телефон. Марина хотела донести до главы клана какую-то срочную новость и тем самым вывела мою начальницу из транса. Я же постарался побыстрее выскользнуть из кабинета и создать между мной и Екатериной Андреевной барьер в виде плотно закрытой двери ее кабинета.
Вечером этого беспокойного дня, я уже приготовился нырнуть в свою холодную холостяцкую постель, когда озадачился внезапно всплывшим в сознании вопросом.
"Как случилось так, что мне, магу (как я уже про себя думал) уверенно создающему защиту от острейших ножей бандитов, могучих воздушных кулаков и очень-очень горячих фаерболов других магов вдруг искололи весь зад какими-то ледяными стрелками?"
Даже спать мне расхотелось. Ведь это явно противоречит той теории, которую я вроде бы успешно подтверждал практикой: я маг Эфира, только непонятного уровня.
Я прогулялся от стенки до стенки, как был в одних трусах. Не помогло. Прогулялся ещё раз. И ещё. Ничего не мог придумать.
"Хорошо пойдем другим путем. Что я думал и чувствовал во всех тех случаях, когда создавал защиту? Страх или злость или смесь из этих двух компонентов. Так, а что я чувствовал, когда меня колола стрелками Рада? Правильно ни-че-го! Я не боялся ее и не злился на нее. Вернее злился, но всё-таки не так, чтобы желать убить ее за эти ее проделки. Кстати и тогда, когда меня отправляла в полет моя дорогая Ирочка, я ведь тоже ее не боялся и не злился на нее и... в результате защиты не имел. Так..."