Волк

Гаджиала Джессика

— Ты любишь читать.

— Да… — сказала я, поглаживая руками обложки книг. Он купил мне книги. Он купил мне книги, потому что я кричала на него, что мне нечего читать, а сама швырялась в него журналами. Это было очень… внимательно. Даже мило. Тоненький голосок прошептал, что если он покупает мне книги, то, скорее всего, хочет задержать меня на некоторое время. Но я проигнорировала этот голос и позволила своему рту сформировать слова, которые заставляли мои внутренности чувствовать себя немного неуверенно. — Спасибо.

Он натянуто кивнул мне и двинулся к своему креслу, поднимая

ножки, включив какую-то игру и игнорируя меня. Но на этот раз меня это не раздражало. Потому что у меня была новая стопка книг, чтобы просмотреть и погрузиться в них. Это было похоже на Рождественское утро.

Я читала до тех пор, пока мои глаза не стали мутными, заставляя слова на страницах плыть, затем перевернулась на бок и задремала.

Я подскочила, не осознавая, что проснулась, и все еще кричала, на этот раз не беззвучно. Потому что в этот раз кошмар втянул меня в себя и утопил в воспоминаниях, в боли, в ужасе, в тошнотворной реальности того, что произошло.

— Ш-ш-ш, — произнес глубокий голос, когда сильная рука обхватила мою шею сбоку, что должно было успокоить меня. Но я еще не совсем проснулась, все еще захваченная остатками сна, и бросилась на тело, лежавшее рядом со мной в постели.

— Ш-ш-ш, — снова произнес голос, и я обнаружила, что мои руки зажаты между моим телом и грудью мужчины, когда его руки крепко обхватили меня и удерживали.

— Джейни, ш-ш-ш, — прошептал он мне в волосы, и я почувствовала, что полностью проснулась, осознание нахлынуло на меня, как ведро холодной воды.

Меня там не было. Я была в порядке. Я была в хижине в лесу. Я была в безопасности.

Затем меня осенило еще одно осознание, но это не было шокирующим и леденящим душу. Это было тепло и успокаивающе. Я была в объятиях Волка. Я была в объятиях Волка, и он обнимал меня, бормоча тихие слова утешения в мои волосы. Мои руки слегка зарылись в ткань его рубашки, и я положила голову ему на грудь. — Волк… — начала я, не зная, что сказать, но понимая, что должна что-то сказать.

— Ты в порядке, — сказал он мне, его руки сжались сильнее. — В безопасности.

В безопасности.

Боже.

Это было чуждое мне чувство. Даже оказавшись в ловушке за колючей проволокой, за заборами с собаками, бродящими по территории, и снайперами на крышах в Хейлшторме, я почти всегда чувствовал себя на пределе. От шума внутри все завертелось. Люди, неожиданно появляющиеся из-за угла, заставляли меня стиснуть зубы. Безопасность была физической вещью, которую я имела внешне, но иллюзией, которая всегда казалась ложной внутри.

Но в этот момент, в хижине в лесу с человеком, который похитил меня, поймал в ловушку, перевязал мои ожоги и купил мне книги, в объятиях моего слишком часто молчаливого похитителя, я почувствовала это прямо в своей душе.

Безопасность.

Мои руки отпустили его рубашку и скользнули вокруг него, держа его так же крепко, как он держал меня, желая большего ощущения, желая утонуть в нем. Его руки слегка расслабились, но только потому, что он начал поглаживать меня — одной рукой вверх и вниз по позвоночнику, другой по волосам. Я позволила себе этот момент, закрыв глаза, погрузившись в чувства, к которым не привыкла,

решив не анализировать их, а просто пережить. Я вдыхала его осенний аромат, который почему-то был еще более наркотическим, чем, когда я была завернута в простыни, которые пахли им. Под моим ухом его сердце билось медленно и ровно.

Когда в последний раз я была достаточно близко к кому-то, чтобы услышать его сердцебиение? В детстве? Последнее ясное воспоминание у меня было, когда мне было одиннадцать и я плакала в объятиях матери, когда мальчик, в которого я была влюблена, назвал меня «одним из парней», и это разбило мое маленькое сорванцовское сердце.

Господи… это было тринадцать лет назад.

Во многих отношениях это казалось даже длиннее. Трудно было даже поверить, что объятия и сердцебиение, когда-либо были частью моей жизни. Но так оно и было. Перед всем уродством, перед всей болью, кровью и горечью. Раньше у меня были причины возводить стены достаточно высоко, чтобы никогда больше не подпускать никого близко к себе.

Рука Волка скользнула по моей шее, зарылась в волосы и свернулась, мягко потянув меня назад. Я сделала это с тихим ворчанием, на которое его грудь затряслась в ответ. Мои глаза медленно открылись, чувствуя тяжесть, чтобы обнаружить, что его часто настороженные медовые глаза были мягкими, когда он снова посмотрел на меня. — Плохо дело, — заметил он, имея в виду кошмар.

— Да, — согласилась я, потому что так оно и было.

— Я буду рядом, — сказал он, его рука ослабила хватку на моих волосах и медленно отпустила меня, отодвигаясь. Он устроился на кровати чуть в стороне от центра, заложив одну руку за голову, а другую вытянув под подушки, где я собиралась лечь.

Я сделала глубокий вдох и опустилась обратно на свое место, оставив несколько дюймов между нашими телами. Но я не осталась там, потому что, как только моя голова коснулась подушки, рука под ней обвилась вокруг моих плеч и потянула меня к его телу, пока я не оказалась на боку, прижавшись к нему. Мне потребовалось, скажем… две с половиной секунды, чтобы подумать и решить приподняться и положить голову ему на грудь. Его рука осталась на моих плечах, другая переместилась из-за его шеи и обвилась вокруг моих бедер. Он молчал так долго, его дыхание было медленным и ровным, что я подумала, что он заснул. — Каждую ночь?

— Да, — ответила я так же тихо, как он спросил. Забавно… быть рядом с ним в течение нескольких дней помогло мне интерпретировать его полуслова как полные, так же, как и все его братья Приспешники, казалось, могли это сделать.

— Плохие воспоминания?

Наихудшие. — Да.

— Пыталась их сжечь, — заметил он, имея в виду бомбы.

— Да.

— Ничего не вышло.

Я громко выдохнула. — Промахнулась мимо цели.

— Не знаю.

— Я знаю. Я чувствую это нутром, — призналась я, обнаружив, что открываюсь ему больше, чем кому-либо другому. Ло была самым близким мне человеком на свете. Она знала, что произошло, потому что подняла мои осколки и помогла собрать их вместе, как в прямом, так и в переносном смысле. Но я так и не смогла ей этого сказать. Я задыхалась от этих слов каждый раз, когда пыталась.