Волки Кальи
Шрифт:
Леди Ориса (в своих странствиях Роланд попадал в места, где ее называли Госпожой тарелок) подняла бокал и произнесла тост, обращаясь к безжизненному телу.
— Пусть твой первый день в аду длится десять тысяч лет, — пробормотал Роланд.
Маргарет кивнула.
— Ага, и будет самым коротким. Я бы с радостью произнесла этот тост над каждым из Волков. Над каждым и всеми! — Левая рука сжалась в кулачок. В красном закатном свете казалось, что ее лицо горит в лихорадке. — У нас шестеро детей, понимаешь? Ровно полдюжины. Он тебе сказал, что не осталось ни одного, чтобы помочь
— Маргарет, в этом нет необходимости. — Эйзенхарт заерзал в кресле-качалке.
— А может, есть? Это имеет отношение к нашему разговору. Может, ты и платишь цену за то, что прыгаешь, но иногда приходится платить больше за то, что стоишь и смотришь. Я родила первых двоих, Тома и Тессу, за месяц до того, как Волки появились в прошлый раз. Потом остальных. Нашим младшим сейчас по пятнадцать, понимаешь?
— Маргарет…
Она проигнорировала мужа.
— Но они не могли быть такими же счастливыми со своими детьми, и знали это. Вот они и ушли. Некоторые на север Дуги, другие — на дальний юг. В поисках мест, куда не приходят Волки.
Она повернулась к Эйзенхарту, и хотя обращались к Роланду, слова ее, похоже, предназначались мужу.
— Один из пары. Такова дань, которую Калья Брин Стерджис платит Волкам. Каждые двадцать с небольшим лет. За исключением нас. Они отняли у нас всех детей. Всех… наших… шестерых… детей. — Она наклонилась к Роланду, похлопала по колену, подчеркивая смысл сказанного. — Ты это понимаешь?
Тишина воцарилась на заднем крыльце. В загоне продолжали мычать обреченные на смерть бычки. Из кухни доносился мальчишечий смех, вызванный какой-то фразой Энди.
Эйзенхарт поник головой. Роланд видел только седину усов, но и не глядя ему в лицо, мог сказать, что ранчер или плачет, или изо всех сил старается сдержать слезы.
— Только не думай, что я хотела чем-то укорить тебя. — Маргарет с бесконечной нежностью погладила плечо мужа. — И они иногда возвращаются, ага, чего не случается с мертвыми, кроме как в снах. Но они еще не такие взрослые, чтобы не скучать по матери и обойтись без вопросов к отцу. И тем не менее ушли. Эта цена безопасности их детей, как ты должен понимать. — Она смотрела на Эйзенхарта, одна рука лежала на его плече, вторая пряталась под фартуком. — А теперь скажи, как сильно ты на меня злишься, потому что я это вижу.
Эйзенхарт покачал головой.
— Не злюсь, — ответил он сдавленным голосом.
— Так, может, ты передумал?
Эйзенхарт вновь покачал головой.
— Старый упрямец. — В голосе слышалась любовь. — Ничем тебя не переубедишь, и мы все говорим, спасибо тебе.
— Я об этом думаю. — Голову он по-прежнему не поднимал. — Все еще думаю, и это больше, чем я сам от себя ожидал… обычно сразу принимаю решение и никогда его не меняю. — Он посмотрел на стрелка. — Роланд, как я понимаю, в лесу юный Джейк показал Оуверхолсеру и остальным, как стрелять пулями. Может, мы тоже сможем тебе кое-что показать, даже удивить. Магги, пойди в дом и принеси свою орису.
— Нет нужды. — Маргарет наконец-то вытащила правую руку из-под фартука. — Я ее уже принесла, вот она.
Эту тарелку могли бы узнать и Детта, и Миа, синюю тарелку с затейливой вязью по периметру. Присмотревшись, Роланд увидел, что вязь эта — молодые ростки риса. Когда сэй Эйзенхарт
Он протянул руку с уважительным видом человека, разбирающегося в оружии и знающего, как с ним обращаться. Маргарет замялась, прикусила губу. Роланд потянулся к кобуре, ремень с ней он надел еще до ленча на лужайке у церкви, вытащил револьвер. Протянул ей рукояткой вперед.
— Нет, — выдохнула она. — Не надо мне предлагать в залог стрелялку, Роланд. Полагаю, если Воун приглашает тебя в дом, я могу доверить тебе мою орису. Только будь осторожен, а не то останешься еще без одного пальца, а я думаю, они тебе дороги. Двух на правой руке ты уже лишился.
Одного взгляда на синюю тарелку, орису Маргарет, хватило, чтобы Роланд оценил мудрость предупреждения. И одновременно почувствовал, как разгорается искорка надежды. Давно уже он не видел нового достойного оружия, а такое никогда еще ему не встречалось.
Тарелку сделали не из стекла — металла, легкого и прочного сплава. Размером она ничем не отличалась от обычной обеденной тарелки, диаметром в фут, может, чуть больше. На трех четвертях периметра кромка остротой не уступала бритве.
— Всегда понятно, где можно ухватиться за тарелку, даже если торопишься, — сказала Маргарет. — Потому что, сам видишь…
— Вижу. — В голосе Роланда слышалось восхищение. Два ростка риса перекрещивались, образуя букву Высокого Слога Zn, которая несла в себе два понятия: zi (вечное) и еn (настоящее). Именно в месте перекреста — а найти его мог только очень острый глаз — кромка была не только матовой, но и более толстой, и не грозила отсечь палец или разрезать руку. Именно за это место и ухватывалась ориса.
Роланд перевернул тарелку. На донышке, по центру, увидел маленький выступ. Джейку выступ этот напомнил бы точилку для карандашей, какую он носил в кармане в первом классе. Роланд никогда в жизни не видел точилки для карандашей, поэтому в выступе он уловил некую схожесть с коконом, из которого вылупилось какое-то насекомое.
— Он издает свист при полете орисы, понимаешь. — Маргарет видела искреннее восхищение Роланда и радовалась ему: щеки разрумянились, глаза заблестели.
— Другого назначения у него нет?
— Нет, — ответила она. — Но ориса должна лететь со свистом, как и в легенде, не так ли?
Роланд кивнул. Естественно, только так и не иначе.
— Сестры Орисы, — продолжила Маргарет, — это группа женщин. Которым нравится помогать другим…
— И сплетничать о других, — пробурчал Эйзенхарт, но очень уж доброжелательно.
— Ага, и это тоже, — признала она.
Они готовили угощение на поминки и праздники (именно Сестры накрывали столы в Павильоне прошлым вечером). Если у кого-то сгорал дом или чью-то ферму затапливало при разливе Девар-Тете, Сестры организовывали сбор помощи. Они же поддерживали чистоту и порядок в Павильоне и городском Зале собраний. Устраивали танцы для молодежи и следили за соблюдением приличий. Богатые люди (вроде Тука) иногда нанимали их для проведения свадебных церемоний, и такие свадьбы, будьте уверены, оставались в памяти жителей Кальи на долгие месяцы. В своем кругу они, конечно же, сплетничали, она этого не отрицала, а также играли в карты, «очки», «замки».