Волкодав
Шрифт:
– Вот, возьми на память, – вдруг сказал ему сын рига. – Чтобы вправду дорога не позабылась.
Вынув руку из-за спины, он протянул Волкодаву вдетый в ножны кинжал. Тот самый, с рукоятью в виде позолоченного человечка. Привезенный с поля сражения у Трех Холмов.
Волкодав покачал головой:
– Больно дорогой подарок, отдаривать нечем. Ане лукаво заглянула ему в глаза:
– А ты разве не отдарил? Кетарн же добавил:
– Не обижай, возьми. Я его хотел поднять на хорошего человека… Руку мне жечь станет, когда выну из ножен.
Делать нечего, пришлось взять и повесить на пояс. Волкодав едва управился с этим, когда Ане
Ане отступила на полшага, и Волкодав спросил ее:
– Ожерелье-то где?..
Девушка засмеялась, вновь заставила наклониться и поведала на ухо:
– Богу Болотному подарила!..
Было время когда-то. Гремело, цвело… и прошло. И державам, и людям пора наступает исчезнуть. К непроглядной трясине лежит потонувшее Зло И герой, что ценой своей жизни увлек его в бездну. Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет И болото, и память покрыла забвения тина. Только кажется людям, что Зло еще рвется на свет: До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина. До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой: Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира, До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.11. НЕ ТА!
Сивур испокон веку считался пограничной рекой. Здесь кончались владения галирадского кнеса. Дальше до самых велиморских Врат тянулись сумежные земли, населенные племенами, никому не платившими дани. Были кое-где в лесах и деревни, но рассчитывать на такой прием, какой оказали кнесинке луговые вельхи, больше не приходилось. Хуже того: всем было отлично известно, что здешний народ промышлял как умел и отнюдь не чурался разбоя. В скором будущем, когда между двумя державами пойдет бойкая торговля и зачастят туда-обратно купеческие обозы, сами собой возникнут вдоль оживленного тракта сторожевые городки, появятся вооруженные разъезды. Однако пока этого не было и в помине.
Переправляться через полноводный Сивур предстояло на плоскодонном пароме, приводимом в движение веслами. Этот паром спускали на воду в основном ради приезжих с их изнеженными, непривычными к трудам и опасностям лошадьми. Сами вельхи, если случалась нужда, вытаскивали из сараев верткие круглые лодки, обшитые бычьими кожами, а закаленные кони переправлялись на другой берег вплавь. В Ключинке еще помнили, как герои давно прошедших времен выбирали себе для будущих подвигов скакуна. Загоняли в реку табунок жеребят и примечали того из них, кто не выскакивал в испуге обратно на берег, а, наоборот, отважно выплывал на глубину.
Переправа через реку вроде Сивура – дело не вполне безопасное.
Пришел и Волкодав. В вожди он не лез никогда, но старшему телохранителю кнесинки полагалось хотя бы знать, что вожди затевали. Аптахар дружески с ним поздоровался. Мал-Гона, рыжеусый вельхский старшина, вежливо поклонился, сольвенн Мужила равнодушно кивнул.
Боярин Лучезар недовольно хмурился, похаживая вокруг парома и время от времени гулко пиная ногой толстые просмоленные доски. Черная смола пачкала зеленые, расшитые цветным шелком сапоги, но Левый не обращал внимания: не ему оттирать, на то слуги есть и рабы.
– Лапоть дырявый, – ругнулся он, оставив паром и возвращаясь к остальным. – Хорошо, если один раз до того берега доберется, не развалившись посередине!.. Значит, так: первым делом, чтобы не вымочить, перевезем сестру со служанками и десятком воинов для охраны. Потом станем возить моих молодцов и велиморцев… доколе лохань эта по досочке не рассядется. Вы, городские, после дружины. А не захотите ждать – сами на лодках или вплавь вместе с конями. Ничего, небось не размокнете.
Трое витязей-Лучезаровичей со скучающим видом переминались у боярина за спиной. Им, что он ни реши, все хорошо, все любо. Волкодав быстро посмотрел на старшин ратников; не станут ли возражать. Они не стали. Их дело – хорошо воевать, если придется, а решения пускай принимают кто познатней. Волкодав спросил себя, удосужились ли эти трое, как он, загодя осмотреть паром и убедиться, что плоскодонная посудина была пускай не нова и весьма неказиста, но отнюдь еще не отжила век. Да и плавала последний раз не так уж давно, а посему и рассохнуться не успела…
– Решили, значит, – проговорил Лучезар.
– Нет, – глядя под ноги, сказал Волкодав. Все повернулись к нему.
– Как это нет? – раздраженно удивился боярин, и на скулах у него выступили красные пятна. – Как это нет?
– Вначале должна переправиться половина воинов. Или даже больше. Причем сколько дружинных, столько и городских, – сказал Волкодав.
Он смотрел за реку. Там, куда предстояло причалить парому, виднелась чистая поляна около стрелища в поперечнике. А за ней и кругом – сплошная стена леса. Да не красного бора, как по сю сторону, а густого ельника пополам с несоразмерно вытянувшимися березами. Дорога с поляны уходила в этот лес и сразу куда-то сворачивала. Чаща, конечно, была хорошо разведана и местными, и охотниками из отряда. Но переправить туда кнесинку и оставить со служанками и жалким десятком бойцов?..
– Когда они сядут в седла, – продолжал Волкодав, – перевезем госпожу. Потом остальных.
– Что?.. – задохнулся боярин. – Это кто рот раскрыл? Полководец прославленный? Над двумя отроками начальник?..
Витязи радостно изготовились, но Волкодав не сдвинулся с места и ничего не ответил.
– Ладно! – сказал Лучезар. – Сделаем, как я сказал, а кто недоволен, может в Галирад возвращаться.
Волкодав, по-прежнему глядя за реку, раздельно проговорил:
– Пока я жив, государыня на первый паром не взойдет. Витязи призадумались, поскучнели. Старшины начали переглядываться. Первым, покашляв в кулак, подал голос Аптахар: