Но вот и соседний аул, тот, что за перевалом. Он встречает нас оглушительным ревом недоенной скотины — население вывезли отсюда двое суток назад, скот брошен, вымя коров и коз раздулось от переполнившего
его молока, и несчастные животные мыкаются в поисках своих пропавших хозяев. Разрешаем женщинам из нашей колонны подоить скотину, посуду находим в брошенных домах — почти всю утварь хозяева были вынуждены оставить. Один из солдат берет в руки серебряный кумган, некоторое время любуется им, затем кладет в вещмешок. Женщины поят молоком детей, предлагают и нам. Видно, что у них нет злости на нас, понимают, что мы люди подневольные и действуем не по собственному злому умыслу. По распоряжению Петрова режем пару бычков, чеченцы разводят костры из сухих кукурузных стеблей и варят мясо. Ночуем в заброшенном доме, посреди разгрома, спим вполглаза — побаиваемся побегов своего спецконтингента. Хотя куда им бежать — в горах зимой верная смерть. Утром, едва рассвело, грузим детей на несколько найденных двухколесных тележек, горцы называют их арба. Запрягаем бычков и поехали. Дорога становится более широкой и пологой, но все
равно на подъемах толкаем арбу сзади, уперевшись плечами, а на спусках виснем на ней, изо всех сил вцепившись руками и пытаясь тормозить подошвами сапог. Тяжелая снеговая туча опускается буквально нам на головы, снег валит густыми влажными хлопьями, еще более затрудняя нашу дорогу.
Но вот райцентр, здесь пересаживаем людей на грузовые «Студебеккеры», которые отвезут их до ближайшей железнодорожной станции. Там предстоит погрузка в эшелоны и долгий мучительный путь в Казахстан. А по брошенному аулу уже бродят мародеры.
— Вот так, наверное, было и с моим родным немецким селом, — печально говорит Шаламов-Димпер.
Но не он один подавлен происходящим, в смятении и остальные солдаты. Ропот еще больше усиливается, когда узнаем, что многие высшие офицеры НКВД и лично сам Берия удостоены правительственных наград за успешное проведение спецоперации. «Разве можно давать ордена за участие в таком черном деле?» — вертится в голове. Но мы боимся обсуждать это даже между собой — ведь так просто самому оказаться причисленным к врагам Советской власти.