Волков. Апраксин двор
Шрифт:
То ли уже.
– Что с ним такое? – поинтересовался я.
– Распереживался, болезный. – Дед Федор неторопливо пристроил сумку с наличкой на ближайший стол. – Видать, не врут все-таки слухи.
– Это какие?
– Да всякое болтают, Володька. Сам знаешь – чего только люди не придумают. Сам-то я в Петербурге человек новый, Грозина в первый раз вижу, про него тебе лучше Фома расскажет. – Дед Федор задумчиво почесал косматую бороду. – Но если уж почтенный Соломон Рувимович от таких разговоров ума лишился – значит что-то и взаправду есть. В общем, воровской общак… Им не только Прошка покойный ведал, но и этот
– Да кто ж об этом не знает?! – снова заверещал испуганный голос. – Кто не знает, я вас спрашиваю? Господь милосердный, за какие грехи мне это все?..
– Прекратите! – Я поймал пролетавшего мимо Соломона Рувимовича за плечи и тряхнул так, что зубы клацнули. – Успокойтесь сейчас же. И присядьте уже, наконец!
Как ни странно, подействовало. То ли от неожиданности, то ли от самого обычного испуга бедняга тут же перестал вопить и дергаться – и я без особого труда протащил его через весь кабинет и буквально засунул в огромное кожаное кресло за столом.
– Вот, выпейте воды, любезный. – Я подхватил стоявший рядом графин и потянулся за стаканом. – И постарайтесь объяснить, что вас так… тревожит.
Похоже, мои способности понемногу возвращались. Конечно, на полноценную телепатию их вряд ли хватило бы и раньше – слишком уж сложным делом неизменно оказывалось вмешательство в чужой разум. Но фокус попроще удался, и как будто даже без особого труда: стоило мне сунуть в руку Соломону Рувимовичу стакан с водой и легонько коснуться кончиками пальцев мокрого от холодного пота лба, как несчастный тут же обмяк и задышал спокойно… Пожалуй, даже сонно – видимо, я все-таки перестарался, оттягивая излишки энергии.
Но уж лучше так, чем слушать эти вопли.
– Господь милосердный… благодарю. – Соломон Рувимович несколько раз стукнул зубами о край стакана и закашлялся. – Прошу, не подумайте, что я спятил. Но ваши… ваш поступок может дорого нам всем обойтись.
– Не сомневаюсь, – вздохнул я. – Если уж мы сцапали средства, которые кто-то привык считать своими. Впрочем, разве может один человек, даже Владеющий и титулованный дворянин, быть настолько… опасным?
– Может! Если его имя… Михаил Грозин. – Дрожащий голос снова перешел на шепот, так и не отважившись произнести имя барона в полную силу. – Если хотя бы половина из того, что о нем говорят, – правда, нам всем…
– Это я уже слышал. – Я бесцеремонно уселся прямо на стол, нависая над скорчившимся в кресле Соломоном Рувимовичем. – Если даже ваш Грозин и правда связан с покойным Прошкой или другими бандитами… Поверьте, кучка каторжан – точно не то, чего нам следует бояться.
– Не все вопросы можно решить оружием или кулаками, друг мой. У барона не только целая армия людей, но и весьма высокие покровители… Даже знай я точно – не отважился бы назвать их имена. Но если слухи не врут, – Соломон Рувимович еще понизил голос, – Грозин выполняет для высшего света столичной знати то… То, что принято называть грязной работой. И все сходит ему с рук!
– И это отличные новости, любезный. – Я скосился на застывшего в дверях огромной статуей деда Федора. – Если с его благородием вдруг случится несчастье – едва ли хоть кто-то поспешит на помощь. Аристократы не станут… скажем так, афишировать подобные знакомства. Более того – наверняка кое-кто из высшего света столицы предпочел бы видеть Грозина мертвым, а не живым.
–
– Не вижу никаких причин беспокоиться, – усмехнулся я. – Если уж мы заварили эту кашу – придется расхлебывать до конца. Вы приняли решение, и менять его, пожалуй, слишком поздно… Даю вам слово, любезный. – Я опустил ладонь на плечо Соломона Рувимовича. – Пока я жив и нахожусь в добром здравии – никто не посмеет тронуть вашу семью хоть пальцем. И с вашей головы не упадет ни единый волос… Конечно же, если вы снова не приметесь выдирать их сами.
Не знаю, что подействовало сильнее – то ли понемногу возвращающиеся способности, то ли нужные слова. А может, когда я упомянул о делах, в испуганном человечке в кресле снова проснулся финансист. Он явно снова почувствовал себя в своей тарелке – и тут же уселся ровно.
– Да, конечно… Конечно же – дела в первую очередь. Как говорится, война войной, а доход… – Соломон Рувимович бесцеремонно выдернул из-под моей пятой точки целую кипу каких-то бумаг с печатями. – Я так понимаю, вас интересуют вклады в наше общее дело…
Я кое-что смыслил в колдовстве. И неплохо умел обращаться с любым видом холодного или огнестрельного оружия, когда-либо изобретенного человечеством. За сотни лет даже без малейшей искры таланта обучишься чему угодно…
Почти – чему угодно. Возня с векселями, облигациями и прочей ценной макулатурой так и осталась для меня темным лесом. Не то чтобы я совсем уж не понимал пространных речей уважаемого Соломона Рувимовича, но немалая часть пуль его коммерческой премудрости отскакивали от брони моего разума, не оставив даже царапины. В конце концов, я не одну сотню лет обходился без всех этих заморочек в том мире – да и в этом становиться финансистом уж точно не собирался. Вполне достаточно и того, что мои наличные средства пойдут в дело, но кое-какой суммой я смогу распоряжаться самостоятельно.
Не самой большой, конечно же, – по меркам того же Кудеярова. Немыслимо огромной для Фурсова, Петропавловского и кого-то вроде дядьки Степана. Лично я же находил ее… скажем так, достаточной – для достойной жизни, обновления гардероба и, что самое главное, решения кое-каких насущных задач, о которых распространяться уж точно не следовало. Остальное меня волновало мало, но Соломон Рувимович зачем-то принялся объяснять все подряд, чуть ли не до малейших деталей.
Поэтому из-под вывески «Левинзон и сыновья» мы с дедом Федором выходили уже под вечер и вымотанные так, будто не сидели в просторном кабинете, а таскали кирпичи.
– Уф-ф-ф… Я уж думал, помру, Володька. Не дай бог Фома еще раз сюда отправит – в лоб дам, честное слово.
– Добро пожаловать в столицу, сударь, – усмехнулся я. – То ли еще будет.
– Да уж, блистательный Санкт-Петербург, растак его. – Дед Федор заскрипел пружинами сиденья, усаживаясь поудобнее. – Только, это самое… Володька, ты мне знаешь чего пообещай?
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Но вы скажите.
– Тьфу! Тебе лишь бы зубы скалить… Дурь молодецкую показываешь – это дело хорошее, правильное. – Дед Федор улыбнулся… и вдруг сурово сдвинул брови. – Но вот что я тебе скажу: с Грозиным не связывайся, даже если сам полезет. Не по зубам он тебе, Володька.