Волков. Гимназия №6
Шрифт:
Такой человек вряд ли стал бы совать пальцы в рот собаке или лезть рукой в мясорубку — а значит, тут постарался человек. Ударил чем-то тяжелым, полоснул финкой… или бутылочным горлышком.
— Все ж таки пришел, — негромко усмехнулся Кудеяров. — Значит — живой.
— Стрельба была на Васильевском, часа два назад. — Чернявый господин в пенсне повернулся в мою сторону. — Говорят, гимназиста совсем убили.
— Ну… слухи о моей смерти сильно преувеличены. — Я пожал плечами. — Хотя стрельба и правда случилась.
— Что, пригодился мой подарок? — Кудеяров
Я не стал спорить и устроился напротив — как раз между чернявым и великаном во главе стола. Тот тоже разглядывал меня, но заговаривать пока не спешил. Видимо, был из тех, кто предпочитает болтать поменьше.
А слушать — побольше.
— Подарок пригодился, — вздохнул я. — К нему бы патронов еще — тогда вообще бы хорошо.
— Да кто б знал… Выходит, даже заступничество мое не помогло. Хотя — оно и понятно. — Кудеяров закинул локти на стол и опустил голову. — У нас с Прошкой Рябым и раньше не гладко было — а теперь так совсем испохабилось.
— Это как вышло?
— Как обычно и выходит. Слово за слово — брата мне подранил, собака такая! Федор в городе человек чужой. — Кудеяров кивнул в сторону великана. — Не знает еще, что к чему. Посмотрел не так, сказал не то — ну и началось…
Значит, все-таки брат. Уточнять подробности я не стал — и так понял, что именно «началось». Видимо, приезжий сибиряк что-то не поделил с местными каторжанами. А то и поколотил пару человек — здоровье, несмотря на солидный возраст, явно позволяло: такие ручищи запросто сломали бы подкову, а уж с хрупким человеческим организмом и вовсе могли сотворить что-то невообразимое.
— И по всему видится мне, что быть войне. И мы с тобой, Владимир, тут товарищи. — Кудеяров снова посмотрел на меня. — Прошка теперь и с тебя ну никак не слезет — а он в Петербурге человек не последний. Считай, весь Апраксин двор держит. И на Васильевском острове интерес свой имеет.
Насчет товарищей я бы, пожалуй, поспорил: вряд ли Кудеяров успел проникнуться ко мне дружескими чувствами. Зато интерес его был, что называется, яснее некуда. То, что я уже дважды проделал со злобными и закаленными в уличных боях урками, явно намекало на наличие Таланта. Обычный парень моего возраста, даже самый крепкий, такое бы точно не провернул.
Схватка с Прошкой явно назревала уже не первый месяц — если уж Кудеяров выписал из глуши в столицу двухметрового родственничка с буйным нравом. И даже не самый крутой Владеющий благородного происхождения мог стать в этом противостоянии весьма ценным козырем. Не тузом и не королем, конечно… точно не дамой — но и не шестеркой.
Да и у меня вариантов, похоже, уже не оставалось. Разве что спешно удирать из города, бросив Фурсова с Петропавловским на произвол судьбы. Силы понемногу возвращались, даже быстрее, чем я думал — но на драку с целым криминальным княжеством их все-таки пока не хватало. Ни капиталов, ни оружия. Из гвардии — только два гимназиста.
Так себе армия. Без союзников, похоже, не обойтись.
— Значит, повоюем, Фома Ильич. — Я сложил руки на
— Я бы на вашем месте был осторожнее, судари — даже в словах, — проворчал чернявый. — Меня могут убить только за то, что я вообще появился здесь. И не стоит…
— Довольно! — сердито огрызнулся Кудеяров. — Ты, Соломон Рувимович, определись уже — а то ни туда, ни сюда… Не нравится — скатертью дорожка, держать не буду!
— Ну я же не говорю… Полно вам, Фома Ильич! Сами же знаете, что мне и самому от этих каторжан никакой жизни нет.
Тот, кого назвали Соломоном Рувимовичем, виновато втянул голову в плечи. Похоже, он изрядно опасался поссориться с Прошкой — но Кудеярова… точнее, сразу двух Кудеяровых все-таки боялся больше.
— Да я-то знаю! А вот ты, никак, забыл, как каторжане вашим на Пасху проходу не давали.
— Давайте к делу, Фома Ильич, — буркнул я. — Если уж у нас общий враг — не вижу повода вспоминать все его прегрешения.
— Тоже мне — деловой нашелся… — Кудеяров недовольно зыркнул на меня — но спорить все-таки не стал. — Работа у нас простая, судари — сначала бы торговые ряды у Прошки увести. Потом с городовыми… дела решить. А потом бойцов его убрать, да своих поставить. Начать с Апраксина, а там и на Васильевский можно.
— Я никак не пойму, Фома Ильич. Вы сами-то чего желаете? — усмехнулся я. — Выгнать каторжан с Прошкой — или самому вместо них устроиться?
— Много ты понимаешь, гимназист! Я бы и рад выгнать, но свято место… — Кудеяров явно собирался выдать мне гневную отповедь, но, взглянув на брата, вдруг осекся — и продолжил уже тише: — Непросто это все, Владимир. И вообще — ты сам-то чего предложишь?
— Я уже предложил, Фома Ильич. Воевать — так воевать. — Я чуть подался вперед. — Собрать людей, вооружиться, если надобно — и врезать так, чтобы искры летели. И чтобы никакая падаль каторжная больше…
— А я чего говорил!!!
Голос у брата Кудеярова оказался под стать внешности — больше похожий не на человеческую речь, а на рев раненого медведя, от которого даже я едва не дернулся, а Рувим Соломонович и вовсе отпрянул, вжимаясь в спинку стула.
— Вот это я понимаю — разговор. Правильный ты мужик, гимназист — и говоришь правильно. Врежем! — Великан громыхнул по столу кулаком так, что пепельница подпрыгнула, разбросав половину окурков. — И так врежем, что навек запомнят!
Глава 36
— Точно уверен? — поинтересовался я. — Надо оно тебе, друг ситный?
— Шутить изволите, ваше превосходительство? — Фурсов хищно оскалился. — Уж сколько эта сволочь нашему брату крови попортила — не сосчитать. И чтобы я, да не пошел?
С последнего класса в субботу не миновало и суток, а под моими знаменами собралась… нет, конечно же, не армия, но примерно взвод. Человек пятнадцать парней из рабочих кварталов и другие — не такие крепкие и помоложе. Почти все знакомые лица. Кажется, кто-то даже из восьмого класса, из тех, с кем мы дрались в недавнем побоище в гимнастическом зале.