Вольная жизнь
Шрифт:
— Справа по борту — вертолет!
Капитан, стоящий на „балкончике“ рубки, задрал голову; Вертолет приблизился к плавбазе и, спустившись, завис над палубой. Открылась дверца, и черная рука выкинула из кабины какой-то предмет. Вертолет развернулся, ушел в сторону земли. Предмет шлепнулся в лужу воды на палубе — это были ковбойские сапоги боцмана. Окружив сапоги, все недоуменно уставились на них.
Гриня посмотрел на боцмана, подмигнул и тихо сказал:
— Значит, ты у Пуси не прошел?
Боцман вздохнул.
— Ничего
Матросы были явно разочарованы, один протянул:
— Да-а-а, вот когда Гриня прилетел!..
— Хоть бы бутылку прислала! — обиженно сказал другой, шагнул к валявшимся в луже сапогам. — Может, там есть? — Поднял сапоги, залез в голенище и вытащил смятый „стетсон“ боцмана, залез рукой в другое голенище и вынул… трусы боцмана.
Все засмеялись. Боцман вырвал у матроса вещички и, посвистывая, пошел в каюту.
Через пару недель два небольших буксира втянули плавбазу в родной порт. Они миновали маяк — невдалеке открывался причал, как всегда забитый женщинами.
…Боцман с Клавой, получив деньги, отошли от кассы. В окошко, как обычно, просунулся Гриня, подал кейс Зиночке.
— Насыпай, Зиночка. Сегодня уж точно в последний раз!
— Да ну тебя! — отмахнулась Зиночка, укладывая в кейс пачки. — Ты скажи лучше — Клава тебе ничего не говорила?
— Нет, Зинуля. А что?
— У ее сестры муж помер.
— Ну да?! От чего?
— Не знаю… Теперь уж Клавочка тебя не выпустит! Женит на вдове!
— Да-а… Помер — это серьезно. Помер — значит домой не вернется.
— Я понимаю тебя, — вспомнив про Галю, вздохнула Зиночка, взяла лежащую в стороне пачку денег. — Заначка боцмана.
Боцман и Клава ждали Гриню. Тот, наконец, вылез из кассы. Все пошли к дверям, и Гриня с боцманом провели операцию по вручению „заначки“. У дверей Клава обернулась, властно посмотрела на Гриню.
— Сегодняшний день побудешь у нас.
— А на фига?
— Так надо.
— Ничего… — толкнул его локтем боцман. — Сейчас пока пивка выпьем, а вечером отметим, как полагается.
Вечером Гриня с кейсом в руках, Клава и боцман шли в ресторан. Клава была одета в ярко-желтую кофту, в широкую юбку всех цветов радуги, чулки и туфли, короче — на ней был тот самый наряд, в котором Гриня когда-то маскировался от гангстеров. У ресторана толпы бичей и босяков не было, крутились только отдельные алчущие. В сторонке, неподалеку от дверей, стоял здоровенный амбал в пятнистой форме десантника, без погон. Сквозь расстегнутую рубаху был виден кусочек тельняшки на заросшей волосами груди.
Клава остановила мужчин около него, значительно произнесла:
— Знакомьтесь, это и есть Федя. — Она повернулась к Грине, подняла палец. — Твоя личная охрана.
Гриня и боцман окинули взглядом Федю.
— Подходяще, — кивнул боцман.
Федя пожал мужчинам руки, даже здоровенная
— Федя, между прочим, мастер спорта! — гордо объявила Клава.
Федя деловито обратился к Грине:
— С условием ознакомлены? — Гриня неопределенно кивнул. — Беру пять процентов от суммы. Деньги вперед.
— Прямо сейчас? — спросил Гриня.
— Желательно.
Он деликатно отвернулся, чтобы не видеть, как будет оперировать цифрами замка Гриня. Гриня, подняв колено, положил на него кейс, открыл. Отогнул запасную рубашку, под ней лежали плотные пачки денег. Гриня, помедлив, прикинул, сколько будет пять процентов, и вынул пачку купюр. Протянул их Феде. Тот взял их и снова отвернулся. Гриня запер замок. После этой операции Федя отобрал у него кейс, и они двинулись к ресторану.
Двери ресторана были новые, глухие. Сбоку краснела кнопка звонка. Боцман нажал на кнопку. В глазок кто-то посмотрел, и дверь открылась. В новой форме перед ними стоял швейцар Степаныч. За его спиной виднелась пара нехилых парней из охраны ресторана. Со стороны скверика, где кружком расположились бичи, к дверям подбежал Лысый, схватил за руку Гриню.
— Гера!.. Понимаешь, приехал наш кореш Гриша Уголек! Прикажи для меня пузырь. Новая хозяйка, сука, поломала нашу морскую дружбу!.. Нас теперь не пускают.
Гриня сказал швейцару:
— Выдай ему бутылку, Степаныч, за мой счет.
— Слушаюсь, — наклонил голову Степаныч.
Все вошли s ресторан. Парни-охранники поздоровались с Федей.
Зал ресторана теперь выглядел по-другому: новые обои, в простенках узкие длинные зеркала, окна зашторены тяжелыми портьерами с кистями. Задняя стенка на эстраде переливались зеркальной мозаикой.
Официант провел их к небольшому столику, снял табличку с надписью „Заказано“. Играла музыка, моряки танцевали, сидели за столиками с женами и девицами, бичей среди них не было.
Едва официант открыл бутылку, боцман тут же начал всем разливать.
Федя накрыл рюмку своей огромной лапой.
— На работе не пью, — на коленях у него лежал кейс Грини.
Музыка прекратилась, и к краю эстрады подошел знакомый нам барабанщик. Теперь он был одет в белый с блестками костюм, как и все музыканты. Громко объявил:
— Господа! Поздравляю вас с возвращением в родной порт и спешу сообщить радостную весть — к нам вернулась наша Маша!.. Извиняюсь, Мария Николаевна! Она приватизировала наш ресторан! Теперь вы можете веселиться до самого утра!
Вышла Маша, все зашумели, зааплодировали. Кто-то из-за угла сразу закричал:
— Маша, стриптиз!
И тут же весь ресторан грянул:
— Ма-ша, стрип-тиз!.. Ма-ша, стрип-тиз!
Go вкусом одетая, похорошевшая, ухоженная Маша, теперь Мария Николаевна, стояла и поглядывала в зал со снисходительной улыбкой. Переждав крики, она сказала: