Волнения, радости, надежды. Мысли о воспитании
Шрифт:
Посмотрите в небо, друзья. Какие оно вызывает у вас воспоминания?
Небо над Родиной
Это небо мне всегда казалось ярко-синим, и сейчас я его вспоминаю таким же радостным и зовущим. Не знаю, то ли это особенность восприятия молодости, то ли присущая ей романтическая настроенность, но если бы меня спросили, что наиболее ярко запечатлелось в памяти из жизни нашей страны в тридцатые годы, что особенно волновало и радовало нас, то я бы ответил: «Небо! Наши дальние рекордные перелёты, успехи парашютистов,
Не пришлось мне быть ни лётчиком, ни парашютистом, но после первого полёта на планере, когда я испытывал радиостанции, небо осталось для меня столь притягательным и прекрасным, что нельзя было не летать. Будто выросли крылья, и ты бесшумно паришь над горами, над морем, наслаждаясь этим ни с чем не сравнимым ощущением.
В те годы большинство мировых рекордов по этому виду спорта принадлежало советским планеристам.
Но дело не только в рекордах. Я видел, как для испытания действия перегрузки отважный пилот сломал планер в воздухе и благополучно приземлился на парашюте. Видел разные испытания и техники и мужества, ночные парашютные прыжки в воду, прыжки затяжные, групповые… Да разве всё перечислишь!
Мне дороги воспоминания о планерных слётах в Крыму. Тогда я думал, что именно здесь рождается будущее советской авиации. Помню, я впервые увидел странный планер со стреловидными крыльями, а затем совершенно необычный планер — без хвоста. Мне представилось, что это прообразы завтрашних самолётов, но только без моторов. И кто знает, так ли уж далеко это было от истины?
Много лет спустя на воздушном параде в промелькнувшем истребителе я узнал эти как бы прижатые к корпусу тонкие крылья.
Меня раньше удивляло, зачем на спортивные состязания молодых планеристов приезжали видные теоретики в области аэродинамики. А вот около своего длиннокрылого планера, ревниво и озабоченно поглядывая на радистов, которые устанавливали в кабине аппараты, ходит худощавый юноша в синем комбинезоне. Это будущий конструктор многих самолётов, и в том числе огромного воздушного корабля. Были здесь и другие, теперь известные авиаконструкторы, которые начинали свой творческий путь с маленьких планеров-парителей. Значит, не зря летали над горными склонами хрупкие фанерные птицы.
А потом в московском небе появился белый шар, его тащило вверх серебристое облако. Это был стратостат «СССР-1».
Сколько замирало сердец в волнении от этого дерзкого прыжка в высоту, где небо должно казаться чёрным!
Волнений было много. Весь мир, затаив дыхание, прислушивался к скупым словам о мужестве и стойкости людей, которые после гибели в Арктике парохода «Челюскин» оказались на льдине. В наших репродукторах потрескивали обычные атмосферные разряды, а чудилось, что это там, в океане, раскалывается лёд. Близилась весна, и, может быть, впервые в жизни мы её ненавидели: боялись, что льдина начнёт таять.
И снова беспримерный подвиг советских лётчиков! Сквозь ночь и пургу, на не приспособленных для этого самолётах челюскинцы были доставлены на материк. Весь мир облегчённо вздохнул. Я помню ту ни с чем не сравнимую радость, с которой москвичи
Крылья Родины! С ними связаны легендарные перелёты Чкалова и Громова. Как мы тогда волновались в ожидании очередных радиограмм! А вдруг что-нибудь… Путь огромный, трудный. Нет, даже мысли не хотелось допускать, что подведут краснокрылые «АНТ-25», что могут быть случайности.
Теперь обычными стали дальние перелёты. Уже появились на наших внутренних и международных авиалиниях, обслуживаемых советскими самолётами, комфортабельные лайнеры, где билет стоит почти столько же, что и в жёстком вагоне железной дороги. И может показаться, что все старания наших талантливых конструкторов, дальние рекордные перелёты отважных героев — всё в конце концов сводится к безопасности, массовости и дешевизне воздушного транспорта. Звучит это довольно прозаически, но именно здесь я вижу продолжение мечты. Пора романтики и волнений не прошла. Жизнь быстротечна, и за это время хочется не только больше сделать, но и больше увидеть, познать и прочувствовать, сколь велик и чудесен мир.
Высоко в бездонную синеву неба взвиваются ракеты. С их помощью мы познаём неведомое, чтобы, например, когда-нибудь управлять погодой. Мы уже посылали на сотни километров ввысь первых путешественников. Пока это были лишь животные. Вспоминается собачонка с забавной кличкой Козявка, в полёте она чувствовала себя неплохо.
Небо! Извечная мечта человечества. Мифический Икар и калужский учитель Циолковский, труды которого известны во всём мире. Легенда, наука и повседневная практика — всё там, в высоте.
Но было время, когда миллионы людей проклинали небо, залезали в щели и подвалы, скрываясь от неба, голубого или звёздного. Я его ненавидел в Ленинграде, другие — в Москве и Харькове, Лондоне и Париже, Будапеште и Хиросиме, в Пхеньяне и Порт-Саиде… В небе таилась смерть.
Сейчас она прячется в атомных хранилищах, чтобы иногда где-нибудь над океаном пролиться радиоактивным дождём или рассеяться над миром ядовитой пылью и туманом.
Мы уже умеем разгонять тучи над аэродромами, чтобы не задерживать пассажиров из-за плохой погоды. Можем очистить небо над городом, чтобы солнце сияло и ярче пылали праздничные знамена.
И мы твёрдо верим, что добрые люди, которые привыкли радоваться чистому небу, разгонят грозовые тучи, откуда бы они ни пришли.
Первые разведчики
Несколько лет назад, задолго до запуска первого спутника, я начал писать научно-фантастический роман о полёте вокруг Луны. Я бы не сказал, что в книге это было самым главным. Хотелось показать людей, а не технику, которая бы могла затмить их внутренний мир, поступки, раздумья. Ведь сама космическая тема настолько может взволновать воображение читателя, что люди останутся в романе лишь бледными придатками к необычайной технике.