Волны бьются о скалы
Шрифт:
– Я не знаю, какое там заболевание вы хотите мне привесить, - врач отмахивается от Ксении, как от назойливой мухи.
– Направления даются по квоте, там запись. Места забиты до января 2009 года. Потом очередь сдвинется, и, может быть, вы попадете в список.
– Господи, но Лика не может ждать три с лишним года!
– Слушай, мамаша, время на прием заканчивается.
– Анна Михайловна говорит резко и требовательно, ее достали непонятливые посетители.
– Болезнь у ребенка смертельная? Сдохнуть в любой момент может?
Ксения на миг остолбеневает
– Нет, но болезнь неизлечимая.
– Но, раз не смертельная, то полный порядок,- врачиха откидывается на кресле.- Не умирает, значит подождать может. Не волнуйтесь, организм довольно крепкий, хотя и ослабленный, и истощенный. Кормите лучше, и не загнется.
Кормить, да она глотать не может! Это дуре не объяснить. Стеклянная, деревянная, оловянная, каменная! Ксения почти бегом вылетает из кабинета, Лика, задыхаясь, бежит следом.
– Тварь безмозглая, - От злости Ксения пинает в небо комок снега. Лика восхищенно смотрит на отлетевший довольно далеко снежок. Ксения пробирается по тропинке, скользя по льду.
– А ты вообще заткнись, - шипит она, хотя дочь не говорит ни слова. Ей тут же становится жгуче стыдно перед ребенком. Плохая она мать, не может обуздать себя и свои слабости. А, ладно. Она чувствует, как течет по лицу тушь, наложенная утром. Ксения любит краситься, хотя куда выйдешь в деревне? Разве что к свиньям, которых тут и не держат, слишком дорого. Они бы умерли от голода, на острове мало что растет, кроме елок и бамбука, а покупать корм накладно. Ксения обрывает сама себя и дальше идет, уже ни о чем не думая, только сдерживаясь, чтобы не разрыдаться перед дочерью от злости, ярости и в который раз обрушенных надежд, как бы ни высокопарно это не звучало.
Лика понимает, что мама устала и зла, и знает, что ее лучше не трогать. Следить за котами и воронами на помойке скучно, и она забавляется тем, что пробует скользить по льду, пока мама не замечает и не прерывает попытки дочери развлечься резким окриком.
9.
Когда Ксения с Ликой возвращаются, Олег уже пришел с работы, ходит по кухне и гремит пустыми чашками, пытаясь найти что-то съестное.
– Лика, иди в свою комнату, - говорит Ксения, - потом позову к обеду.
Она идет на кухню.
– Слушай, ты, что, ничего не приготовила?
– недовольно спрашивает Олег, не поворачиваясь к ней и продолжая шариться в шкафчике.- Я есть хочу, только пришел.
– Мы тоже, - ровным голосом говорит Ксения, - у меня времени нет везде успевать. И продуктов, кстати, тоже.
– Так пойди купи.
– Половина твоей зарплаты ушла на оплату заказа, бинтов и мазей, которые застряли где-то в дороге, еще тысячу я отдала за свет и воду за февраль позавчера. Твой компьютер жжет свет, ты слишком долго за ним просиживаешь.
– А твои вечные стирки дают кубометры воды, - сухо огрызается муж. Ксения нервно раздувает ноздри, опять назревает ссора.
– Лике надо постоянно стирать вещи, и бинты, у меня нет времени купить новые. У нее старый пуховик, я отложила деньги ей на куртку, траулер с Сахалина придет через неделю, тогда куплю.
– Имею я право расслабиться или нет?
– Олег начинает дергаться, разговор его утомляет, жену он побаивается и боится с ней связываться. Предпочитает говорить на повышенных тонах, создавая иллюзию самоуверенности.
– Да ты постоянно расслабляешься у себя в сарае. Думаешь, я не вижу?
– Ксения закусила узду, ее понесло, она даже рада этому. В кои-то веки они разговаривают, обычно живут под одной крышей, как чужие люди.- От тебя воняет перегаром за километр, тебя же уволят, ты это понимаешь?
– Отвали, - Олег немного испуган, и от этого еще более злой.- На комбинате половина работников под мухой, а я просто чуть-чуть выпил. Не суй нос не в свое дело.
– Заткнись, придурок, - морщится Ксения.- Врач не выписал направления, сказал, там очередь на обследование до 2009 года.
– Тем лучше, не надо горбатиться на вашу поездку на Сахалин. Сама бы лучше работу искала, чем таскать ребенка по больницам, по холоду.
– Ты ко мне не лезь с претензиями, - кричит Ксения, брызгая от волнения слюной, - ты с ребенком вообще не сидишь, ничего не знаешь! Она больна, ей хуже, ей осмотр нужен, операция, я не знаю, что там еще. А тебе лишь бы не работать, лишь бы на диване валяться в дымину, да голову ей чепухой забивать!
– Сама дура, дочь мне не порти. Она не твоя собственность, она еще и мой ребенок, поняла? Я хочу, чтобы она умной выросла, а не истеричкой, как ты!
– Олег и Ксения переходят на оскорбления, им в какой-то степени это доставляет даже удовольствие. Страх иногда приносит наслаждение.
– А чтоб она подохла, как собака, ты не хочешь?!
– Ксения срывается на хрип.
– Зачем ей мозги, когда она овощ, я тебя спрашиваю? И не вини меня, я не по своей вине безработная. На острове, кроме комбината, работать негде, а там вакансий нет. Я не пойду назад в школу унижаться, ты меня понял? И уборщицей пол драить к твоему Блинову тоже не пойду. Я человек маленький, но гордость у меня тоже есть!
Олег размахивается, но , резко опускает руку в нескольких сантиметрах от Ксении, с силой бьет по столу. Жена откидывает назад голову и смеется резким отрывистым смехом.
– А, что не смог? Слабак. Даже женщину, свою жену ударить-то как следует не можешь. Ну, что ты оскалился, ты мне ничего не сделаешь! Ты по жизни ничего не можешь сделать, даже в постели ты никто! Неудачник. Лох, трус и тряпка, и ничего больше! Давай, ударь меня, покажи, что ты самый сильный, ну, что, кишка тонка?! Только ребенку зря даришь надежды, глупые мечты непонятно о чем. Иллюзии. Она не говорит почти, к тебе, как кошка ластится, ждет твоих чертовых сказок, моряк недоделанный. Может скажешь ей, что в армии в жизни не служил, а? Что кортик твой - нож для резки бумаги из китайского ларька? Ты даже на это не способен - признаться в собственной лжи. Только бить можешь, ну, чего ты ждешь, давай! Мне на тебя вообще плевать, я уйду от тебя к черту и все!