Волны радиоморя
Шрифт:
Яйца Фаберже
Мои соседи Сидоровы являются самыми характерными представителями современной России. Высокая образованность, знание современных технологий и веяний в искусстве легко уживаются у них с тем, что в свое время называлось пережитками прошлого, а позднее – национально-психологическими особенностями населения России.
А тут случилась беда. Сидорова среднего стали привлекать к ответственности за садистское отношение к животным. Мы просто в это не поверили. Это наш-то Сидоров, сын Сидорова старшего, почтенного человека, которого никто в лицо не назвал по фамилии, вдруг, и за что, за садистское обращение с животными? Да Сидоров средний и мухи не обидит,
Меня тоже вызывали в милицию в качестве свидетеля по моральному облику своего соседа. Прежде чем описывать его моральный облик, я, как человек, знающий свои права, газеты читаем, а как же, попросил рассказать, а в чем собственно дело?
Мне дали почитать материалы дела. В прошлое воскресение Сидоров поехал к своему отцу помочь с перекладкой печи в бане. Отец у него в частном секторе живет. Подошли еще несколько человек, специалистов в печном деле. У нас как что начинается, так сразу десятки специалистов набегают со всех сторон, чтобы советы давать, но ничего не делать. Поэтому у нас, если что-то делают на городских площадях, то в ночное время, и место тщательно огораживают забором без щелок, чтобы через щелки не подсказывали.
Как бы то ни было, но с печкой Сидоров средний справился, чем сделал приятное своему отцу, Сидорову старшему. А отец у него человек еще старой закалки, который знает, что, если печь не обмыть, то она скоро начнет дымить. И все, наверное, от того, что слова «обмыть» и «дымить» рифмуются между собой: обмыть – не дымить, не обмыть – дымить.
Сидоров старший принес бутылку ядреного самогона, берег на всякий пожарный случай. Бутылка небольшая. Раньше такую называли четверть, и в нее всего два с половиной литра входит. Четверть ведра, значит. Ее так и использовали, либо для молока, либо для самогона. Лучше в этом деле не жадничать. Правильно говорят: «Жадность фраера сгубила». А Сидоров старший никогда фраером не был.
Когда выпили по пятой рюмочке, внезапно обнаружилось, что закуска кончилась. А рядом в загородке свинья была. Ну, как это всегда бывает, кто-то, и ведь потом никто дознаться не может, кто, а может, это был Глас Божий, предложил, а что если остаточек самогоночки под свежатинку пустить?
Был бы человек один, он бы этот вариант на семь раз обдумал. И так прикинул, и этак. А здесь толпа советчиков. Все как в государстве нашем российском. Задумали чего-то сделать. Советчиков на халяву набежало тьма тьмущая. Все чувствуют запах свежатинки, и говорят, прекращаем народ кормить и зарплату им платить, а освободившиеся деньги пускаем на реструктуризацию чего-нибудь. Чего реструктурировать, не суть важно, самое главное – реструктурировать. И слово это хорошо произносится, и не вполне понятное, поэтому и народ нас поддержит, ремень затянет, и будет сидеть у моря дожидаться результатов реструктуризации.
Так и здесь, раз общество сказало: «А что?», то и хозяин сказал: «А что?». Побежали к колольщику, а его дома нет. Жена говорит, что к куму пошел, а как он к куму в гости пошел, если мы голову кума через занавеску в доме видели?
Ну, ладно, это дело кумовское, не на нем одном свет клином сошелся. Каждый видел, как это делается, неужели сам сделать не сможет? А в доме ни одного ножа путного нет, разве что маленькие кусочки мяса разрезать, придерживая их вилочкой.
Охотников колоть не нашлось, а свинья не малая, килограммов триста в ней весу будет, тут специалист нужен. И тут опять кто-то, на этот раз, вероятно, Черт рогатый, предложил:
– А давайте ее задушим, вон в мусульманских странах султан пашам своим шнурок шелковый в конвертике присылал, чтобы они, значит, почетно свою должность сдавали другим.
Кто же свинью душить будет шнурком, у нее шея вон
Решили душить руками. Взяли свинью за ноги, повалили и стали душить. Свинье эта процедура очень понравилась, лежит себе и хрюкает, от удовольствия глаза прикрыла. Все было хорошо до тех пор, пока какой-то гад не додумался свинье два пальца в пятак засунуть, для перекрытия, как потом говорил, кислорода. Ну, свинья, естественно взбрыкнула, и Сидоров средний, державший ее за задние ноги, как-то, охнул, потом бледнеть начал, и на пол в загоне упал.
У нас в армии такой же случай был. Подсобное хозяйство у нас было. Заведующий подсобным хозяйством, прапорщик, тоже гуманный человек был. Зачем, говорит, свиней колоть, кровищу напускать. Два оголенных провода в пятак, и готово. Вся Америка так делает. Помощнику приказал держать свинью за задние ноги, а сам ей два провода в пятак. Свинье-то хоть бы хны, а помощника еле откачали. Он, как конденсатор, все электричество в себя впитал.
Ну и мы Сидорова среднего из загона вынесли, а он как футболист, ворота защищающий, руки от одного места оторвать не может, и все стонет. Ну, мы его в больницу. А врач посмотрел и говорит так задумчиво:
– Ничего себе Фаберже у него получились, не отличишь правое от левого.
Так что не известно, кого надо к ответственности привлекать. Может свинью, которая нашему товарищу увечье такое опасное для всей последующей жизни нанесла?
Нестареющая дама сорока пяти лет
Мой товарищ, участковый терапевт в районе частного сектора нашего города, человек постоянно молчаливый, себе на уме, но если что-то скажет, то, как говорится, не в бровь, а прямо в глаз, и частенько то, о чем он говорит, оказывается правдой. Поэтому его недолюбливают некоторые соседи и коллеги, а пациенты наоборот души в нем не чают, когда он им рассказывает, какие лекарства и как нужно принимать, какие процедуры проводить на дому и верить в то, что они сами могут обратиться за помощью не только к врачу, но и к Богу, который зачастую приходит на помощь эффективнее и быстрее, помогая организму до приезда «скорой помощи».
С чего начался наш разговор в это день, я совершенно не помню. То ли началось с пушкинских строк «лет до ста расти, но без старости», либо о том, что наш организм имеет безграничные возможности, нужно только его мобилизовать. В это время мимо нас проследовала достаточно пожилая дама, в шляпке, с тросточкой, в зеленом драповом пальто и в черных туфлях на толстых высоких каблуках. Мода начала пятидесятых годов для людей достатка выше среднего.
Проходя рядом, дама бросила на нас взгляд, который я бы я с уверенностью назвал заинтересованным, когда женщина смотрит на мужчину с целью определить, а является сей представитель мужского рода достойным того, чтобы предложить если не руку и сердце, то хотя бы помощь в прогулке по усыпанной опавшей листвой аллее.
Я думал, что этот взгляд показался только мне, но мой товарищ сам сказал:
– Видел, как она на нас посмотрела? И она так и не выбрала, кому отдать предпочтение.
– Да ты что? – возразил я. – В ее-то возрасте? Да ей наверняка за семьдесят лет.
– А вот и ошибаешься. Ей девяносто два года, и она моя пациентка. К пожилым и сильно пожилым пациентам я прихожу на дом, а она постоянно приходит на прием ко мне сама. Но мне же для отчета надо, что я посетил пациентку в таком возрасте дома, иначе в райздравотделе неприятностей не оберешься. Прихожу я к ней домой. В квартирке все чистенько, аккуратненько, но только все зеркала заклеены бумагой. У меня аж сердце ёкнуло. Неужели готовится к последнему дню. Аккуратненько так спрашиваю ее: