Вольные стрелки
Шрифт:
— Поющая Птичка чувствовала бы себя счастливой, если бы Белая Лилия полюбила Поющую Птичку, — отвечала молодая индианка.
Кармела, очарованная поэтическим именем, которое дала ей молодая женщина, любовно склонилась к ней, поцеловала и сказала:
— Я уже люблю тебя, сестра моя.
И взявшись за руки, обе они удалились, весело болтая. Транкиль проводил их нежным взглядом. Черный Олень, присутствовавший при этой сцене, хранил все время то безучастное выражение, которое свойственно индейцам во всех случаях жизни, когда дело не касается их непосредственно. Но, оставшись с охотником наедине, он обратился к нему и сказал взволнованным
— О-о-а! Брат Черного Оленя не изменился, зимние луны убелили снегом волосы брата, но сердце оставили добрым, каким оно было во дни молодости.
В этот момент зашевелились спавшие.
— Ага! — весело заговорил Чистое Сердце, взглянув на высоко поднявшееся солнце. — Я-таки заспался.
— Да, — подтвердил и Ланси, — я тоже не рано встаю сегодня, но я наверстаю это. Я пойду напою лошадей: бедные животные, вероятно, страшно хотят пить.
— Ладно, — сказал Транкиль, — тем временем будет готов завтрак.
Ланси поднялся, вскочил на свою лошадь, взял остальных на аркане и поскакал по направлению к речке, не спросив ни слова по поводу вновь прибывших.
В жизни лесов и прерий принято смотреть на гостя, как на ниспосланного небом, потому малейшее любопытство по отношению к нему считается неприличным.
Чистое Сердце также встал, взгляд его упал на индейского вождя. Последний уже давно устремил на него холодный взор. Молодой человек вдруг побледнел как смерть и стремительно подошел к вождю.
— Моя мать?.. — воскликнул он прерывающимся от волнения голосом. — Мать моя?..
Более он ничего не мог сказать. Пауни любезно приветствовал его:
— Мать моего брата возлюбил Ваконда, — твердым, но ласковым голосом отвечал он, — сердце матери страдает только от отсутствия сына.
— Благодарю, вождь, — со вздохом облегчения проговорил молодой человек, — простите меня, я не мог овладеть охватившим меня порывом ужаса, так как, увидев вас так неожиданно, я подумал — не случилось ли несчастье.
— Сын должен любить мать. Порыв брата вождь понимает, порыв идет от Ваконды. Когда вождь покидал земли охоты команчей, старик Седая Голова, товарищ матери моего брата, хотел идти с вождем.
— Бедный Эусебио, — проговорил юноша, — он так любит меня!
— Вожди не согласились, Седая Голова необходим матери брата вождя.
— Они правы, вождь. Благодарю их, что они удержали его. Вы пришли по моему следу от самого селения?
— Вождь шел по следу брата.
— Зачем вы не разбудили меня, как только пришли?
— Чистое Сердце спал, Черный Олень не хотел тревожить сон брата и ждал.
— Хорошо! Брат мой — вождь, он поступал, как ему казалось лучше.
— Черный Олень приносит Чистому Сердцу весть от вождей и хочет курить с Чистым Сердцем трубку совета.
— Разве так важны причины, которые привели моего брата?
— Да.
— Так пусть говорит сахем, я слушаю.
Транкиль поднялся, закинул ружье за плечо и хотел уйти.
— Куда идет белый охотник? — спросил индеец.
— Пока вы будете объяснять Чистому Сердцу, зачем прибыли сюда, я хотел поохотиться в лесу.
— Пусть белый охотник останется, сердце Черного Оленя открыто для белого охотника. Мудрость брата вождя велика. Белый охотник воспитан краснокожими и всегда будет иметь место у костра совета.
— Но, быть может, у вас свои дела с Чистым Сердцем.
— Вождю нечего говорить, чего бы не мог слышать брат Если брат уйдет, вождь обидится.
— Если
Индеец, следуя обычаю, вытащил свою трубку и, чтобы показать важность миссии, которой он был облечен, вместо обыкновенного табака набил ее священным табаком — морхиче, — который хранился у него в небольшом замшевом мешочке, лежащем в охотничьей сумке вместе с мешочком с лекарствами и несколькими необходимыми в дальней дороге мелочами. Когда трубка была набита, он закурил ее при помощи головешки, взятой им из костра священной палочкой, украшенной перьями и бубенцами.
Эти необычайные подготовления заставили охотником предположить, что Черный Олень принес им действительно чрезвычайно важные вести, и потому они приготовились выслушать его со всем подобающим вниманием.
Сахем затянулся раза два — три, затем передал трубку Транкилю, который, сделав то же, передал ее Чистому Сердцу. Трубка шла по кругу до тех пор, пока весь табак не был выкурен.
Во время этой церемонии, неизбежной при всяком индейском совете, все трое хранили глубокое молчание.
Когда трубка была выкурена, вождь вытряхнул пепел в костер и, пробормотав несколько непонятных слов, заключавших, вероятно, обращение к Великому Духу, засунул трубку за пояс, помолчал несколько минут, как бы собираясь с мыслями, затем поднялся и начал:
— Чистое Сердце покинул земли команчей и пошел по пути охоты при восходе третьего солнца месяца падающих листьев 12 . Тридцать солнц последовало за этим, люди теперь живут едва лишь при начале луны перелетной дичи 13 . За этот короткий промежуток времени случилось многое, что требует присутствия Чистого Сердца среди племени, для которого он приемный сын. Топор войны был глубоко зарыт в продолжении десяти лун между команчами прерий и апачами-бизонами, теперь он внезапно был вырыт на великом совете, и апачи готовы вступить на путь войны под предводительством самых мудрых и самых опытных вождей племени. Говорить ли мне о тех новых надругательствах, которые апачи осмелились совершить над команчами — родным племенем Чистого Сердца? Но к чему? Сердце брата моего крепко, и он будет повиноваться велениям отцов и будет сражаться за них.
12
Так индейцы называли сентябрь.
13
То есть октября.
Чистое Сердце наклонил голову в знак согласия.
— Никто не сомневался в Чистом Сердце, — продолжал вождь, — однако вожди не требуют помощи Чистого Сердца в войне против апачей. Апачи — это старые сплетницы, и дети команчей без нашей помощи могут прогнать их ударами хлыстов, но положение становится все серьезнее, и вот теперь не столько в силе Чистого Сердца, хотя он известен как наводящий страх воин, нуждаются отцы его, сколько в присутствии на великом совете племени. Длинные Ножи и гачупины также вырыли топор войны. И те и другие предлагают команчам заключить союз. Союз с бледнолицыми не особенно приятен краснокожим, тем не менее смущение велико, они не знают, с кем заключить союз, кому оказать помощь.