Вольный народец
Шрифт:
— А теперь я хочу, чтобы ты пошел и накормил цыплят, — сказала она Вентворту. — Что я хочу, чтобы ты сделал?
— Плята, цып-цып, — сказал Вентворт.
— Цыплята, — строго сказала Тиффани.
— Цыплята, — сказал Вентворт покорно.
— И не вытирай свой нос рукавом! Я дала тебе носовой платок. И на обратном пути сможешь захватить полено, не так ли?
— Ай, кривенс, — пробормотал Вентворт.
— И что еще мы никогда не говорим? — спросила Тиффани. —
— …слово «кривенс», — пробормотал Вентворт.
— И мы не говорим его…
— …при маме, — сказал Вентворт.
— Хорошо. А потом, когда я закончу, у нас будет время спуститься к реке.
Вентворт просиял.
— Лили-Путик? — спросил он.
Тиффани помедлила с ответом. Тиффани не видела ни единого Фигла с тех пор, как вернулась домой.
— Может быть, — ответила она. — Но они, наверно, очень заняты. Они должны найти другую кельду и… хорошо, они очень заняты. Я жду.
— Лили-Путики говорят, геть тя в бошку, лыбья морда! — счастливо сказал Вентворт.
— Посмотрим, — сказала Тиффани, чувствуя себя, как родитель. — Теперь, пожалуйста, пойди, накорми цыплят и собери яйца.
Когда он ушел, неся корзину для яиц двумя руками, Тиффани выложила немного масла на мраморную плиту, чтобы сбить его в бруски, ну, в общем, привести к стандартным размерам. Потом она отпечатает на них одну из деревянных печатей. Людям нравилась небольшая картинка на масле.
Как только она начала формовать масло, в двери появилась тень. Тиффани повернулась. Это был Роланд.
Он смотрел на нее, и его лицо было краснее обычного. Он нервно вертел свою очень дорогую шляпу, точно так же, как Всяко-Граб.
— Да? — спросила она.
— Послушай, насчет… хорошо, ну, всего этого… — начал Роланд.
— Да?
— Слушай, я этого не делал, — я подразумеваю, что никому ни о чем не врал, — пробормотал он. — Но мой отец уверен, что я вел себя геройски, и он не желает ничего слушать, ничего, из того, что я сказал, даже после того, как я сказал ему, насколько…
— …полезной я оказалась? — закончила за него Тиффани.
— Да… Я подразумеваю, нет! Он сказал, он сказал, он сказал, что тебе очень повезло, что я там оказался, он сказал…
— Это не имеет значения, — сказала Тиффани, снова взявшись за лопатки.
— И еще он продолжает всем гововрить, какой я был храбрый и…
— Я сказала, что это не имеет значения, — отрезала Тиффани. Маленькие лопатки стучали «пат-пат-пат» по новому кусочку масла.
Рот Роланда открылся и опять закрылся.
— Ты имеешь в виду, что не возражаешь? — спросил он, наконец.
— Нет. Я не возражаю, — сказала Тиффани.
—
— Мы единственные, кто знает правду, — сказала Тиффани.
Пат-пат-пат.
Роланд смотрел на жирное, блестящее масло, пока она заглаживала его края.
— О, — сказал он. — Э… Ты ведь никому не скажешь, правда? Я подразумеваю, что у тебя есть полное право на…
Пат-пат-пат…
— Мне никто не поверит, — сказала Тиффани.
— Я правда пытался, — сказал Роланд. — Честно. Я это сделал.
«Уж наверное, сделал, — подумала Тиффани. — Но ты не очень умен, а барон — человек без Точновидения. Он видит мир таким, каким хочет видеть».
— Однажды ты станешь бароном, не так ли? — сказала она.
— Ну да. Однажды. Но подожди, ты действительно ведьма?
— Когда ты будешь бароном, ты справишься с этим, я надеюсь? — сказала Тиффани, переворачивая масло. — Справедливый, щедрый, достойный? Ты будешь платить хорошую зарплату и заботиться о стариках? Ты ведь не позволишь людям выкинуть старушку из ее дома?
— Хорошо, я надеюсь, я…
Тиффани повернулась, чтобы встать лицом к нему с лопаткой в каждой руке.
— Потому что я буду здесь. Ты обернешься и увидишь мои глаза. Я буду там, на краю толпы. Все время. Я все увижу, потому что я происхожу из древнего рода Болитов, и это моя земля. Но ты можешь быть нашим бароном, и я надеюсь, что хорошим. Если нет… будет расплата.
— Слушай, я знаю, что ты была… была… — начал Роланд, еще больше краснея.
— Очень полезна? — сказала Тиффани.
— …но ты не можешь так со мной разговаривать, знаешь ли!
Тиффани была уверена, что на крыше, на самом краю слышимости кто-то сказал: «Кривенс! Ах ты, редиска…».
На мгновение она закрыла глаза, а затем, выбросила руку с лопаткой в строну одного из пустых ведер.
— Ведро, наполнись! — скомандовала она.
Оно задрожало и захлюпало. Вода плескалась из стороны в сторону.
Роланд уставился на него. Тиффани одарила его одной из самых сладких своих улыбок, которые могли быть весьма устрашающими.
— Ты никому не расскажешь, не так ли? — сказала она.
Побледнев, он повернул к ней.
— Мне бы никто не поверил… — он запнулся.
— Да, — сказала Тиффани. — Значит, мы понимаем друг друга. Разве не прекрасно? А теперь, если ты не возражаешь, мне надо закончить с этим и заквасить немного сыра.
— Сыра? Но ты… Ты можешь делать все, что хочешь! — Роланд вспыхнул.
— И прямо сейчас я хочу делать сыр, — спокойно сказала Тиффани. — Уходи.