Вольный стрелок
Шрифт:
И что же ей здесь за нужда пришлась? Какого хрена надо? Полученные знания реализовать?
Стоп, стало быть! А ведь это весьма возможно. Что-то я слыхал от товарищей по работе, будто после меня этот центр опять во что-то криминальное превратили. По другому профилю.
Забавно.
– Она тебя узнала?
– Она меня не видела.
– Как она выглядела?
– А тебе-то что?
Я думал, Женька сейчас назло скажет: черный гидрокостюм с капюшоном, ласты, подводные очки и зажим на носу.
Но она еще пуще сказала:
– Как
(Это тоже понятно. Когда наша Женька в этом центре, выступив вне конкурса, сорвала первый приз за красоту и обаяние, все девицы стали под нее косить: рыжеть волосом и зеленеть глазом.)
– Ясно. – Я достал из бардачка ожерелье, заботливо собранное из бренных крабовых останков, положил Женьке на колени. – Гонорар. Заслужила.
– Серый! Любовь моя! – Она трепетно прижала его к груди, по щекам ее – артистка! – поползли две благодарные слезинки. Завыла, заламывая руки. – Что мне золото и бриллианты! Что мне колье и браслеты! Мне эта дешевая безделушка, – она сунула ожерелье мне под нос, – которую можно выменять на каждом углу за коробок спичек, – стонала Женька в экстазе, – но которую ты, мой любимый, не смыкая очей, матерясь, мастерил бессонными ночами своими родными, уставшими от вечного пистолета ручками, – она, эта безвкусная дрянь, это барахло тухлое и вонючее, мне дороже всех сокровищ мира! Козел!
Я так обиделся, что чуть не затормозил.
– Да не ты, – спокойно уточнила Женька, махнув куда-то рукой. – Настоящий. Дикий. С рогами. Вон, на краешке. Ускакал уже, – и покосилась на меня огромным зеленым и шкодливым глазом.
Да вот и не было козла, стало быть. На краешке. Нигде не было. Кроме как за рулем.
И я молчал до самых ворот. Расстроился. А потом сказал вежливо и строго:
– Евгения Семеновна, сегодня вы отдохнете, а завтра с Мещерским отправитесь на яхте в круиз. На двое суток. Ясно?
– Ясно, – подозрительно легко согласилась Женька. И прошептала про себя какое-то короткое слово.
–
Едва завидев нас, Анчар бросил канистры, которые нес к причалу, и помчался к воротам с явным порывом вынести Женьку из машины на руках. Расплылся весь.
Но опять опоздал джигит. Как с тостом. Она грациозно перешагнула длинными ногами через дверцу, улыбнулась ему навстречу, сладостно потянулась и затмила собой все кругом.
Мещерские тоже спешили, улыбаясь, навстречу. Они были ей рады. Искренне. Что ж, это понятно. Когда Женька рядом, любая печаль далеко. Эти вещи, стало быть, несовместные.
Три века не виделись.
Женька, не откладывая приятное и полезное, тут же нырнула в сумку, которую я достал из багажника, за подарками.
Никого не забыла оделить, добрая и внимательная.
Анчару, с трудом вытащив и расправив, вручила громадную кепку (аэродром): «В них сейчас все на Москве ходят. Ты в ней сфотографируйся, я маме похвалюсь. Она ахнет – какой красавец джигит по горам за мной бегал. И ропанами травил».
Вите привезла какую-то новую
Мещерского одарила тоже какой-то химией для чистки кастрюль:
«Великий Шайн – и ты победитель… ржавчины!»
Серому, как сказано выше, передала патроны: «Тебе их вечно не хватает, сам ведь не позаботишься».
Дальше такая «разблюдовка» пошла.
Анчар сказал, что он обиделся:
– Я такой кепок не стану носить. Я его на стенку повешу, стрелять в него буду.
Вита ничего не сказала, воспользовалась случаем еще раз поцеловать Женьку. Мещерский тоже чмокнул ее в щеку и побежал в кабинет испробовать состав для очистки амфор. По назначению, стало быть.
А я тоже обиделся. Как Анчар. Даже круче. Всем подарки, а мне орудия производства. И козлом обозвала.
– Пойдем, Анчар, в саклю. Напьемся в знак протеста.
– Да, правильно сказал. Только сначала положу камни в кепок. В море утоплю.
– Жалко, – сказал я. – Мы в нее гранаты сложим, штук тридцать войдет. Не топи. Давай лучше Женьку утопим.
Анчар долго думал, прикидывал – кого ему больше жалко. Нехотя согласился.
– Давай. Вместе. Один не смогу – заплачу.
– Саша! – заорала Женька, пятясь от нас. – Они меня обижают! Утопить хотят.
Мещерский появился в окне.
– Пусть топят. – Он потряс флаконом в восторге от эффективности его содержимого и безжалостно добавил: – Ты мне больше не нужна, свое дело сделала. Прощай, Женя…
После визита врача он совсем замкнулся, был закрыт для всего, кроме Виты, он даже за столом держал ее за руку. Вовремя Женька свалилась. Она его дни продлит, стало быть. У нее получится…
Женька печально склонила голову, покорно опустила руки.
– Я – за ноги, ты – за руки, – скомандовал я. – Берем!
Но не получился из нас с Анчаром коллективный Герасим.
Муму мгновенно сбросила туфли, взвилась в воздух – и каждый из нас получил полновесный удар пяткой в лоб.
Вита схватила Женьку за руку, и они убежали в дом – разбираться с «райским искушением Рафаэлло».
Мы переглянулись, медленно встали.
– Ладно, – признал поражение Анчар, нахлобучивая кепку, – буду носить. Пока она здесь. Рыжая! – крикнул он.
Дети малые. Враг на пороге, а они в салочки играют. Хотя самое время в «прятки» играть. С тенями в тумане…
Часть II
НА ХРЕНА МНЕ ЭТО НУЖНО!..
Поскольку Анчар объявил, что «обед будет на ужине», и забрал девочек помогать ему на кухне, а Мещерский плотно засел в кабинете, я без помех и грубого вмешательства в мои внутренние дела, вооружившись сигаретами, рюмкой, блокнотом, авторучкой АШ, кассетами и дневниковыми разработками Черного Монаха, продолжил свою аналитическую (красивое слово, да?) работу, тасуя факты как карты, когда раскладывается сложнозамысловатый пасьянс.