Волонтер: Неблагодарная работа
Шрифт:
16 марта Петр, через приказчика, вызвал Ларсона к себе. Тот надел голландский костюм, благо паренек, пока эстонец болел, почистил его, и явился в терем. Государь находился в небольшой горнице, он склонился над картой. Когда караульный доложил, о приходе Андреса, монарх даже сворачивать ее не стал. Сейчас на все сто он был уверен, что плененный под Нарвой «швед» не являлся шпионом. Поэтому Петр достал трубку и закурил. Когда в горницу вошел Ларсон, он рукой повелевал ему сесть.
Андрес впервые оказался в этой комнате. За то время, что он провел, исполняя свои обязанности, не разу здесь не был. Помещение небольшое, заставленное книжными шкафами.
– Ну, рассказывай, кто ты такой? – проговорил Петр. – Вот только правду. Ты не такой как все и мне очень интересно. Я должен был с тобой об этом давно поговорить, да вот времени все не было. Сначала Нарва, потом новый год, а теперь вот твоя болезнь. Так кто ты такой Ларсон?
– Я эстонец из будущего, – проговорил Андрес.
И он в краткости поведал всю свою жизнь, что прожил до попадания в прошлое. Рассказал: о молодых годах, о годах проведенных в армии, вспомнил, как открыл свое дело. Поведал и о своей супруге. Только в этом месте Петр, нарушив свой приказ, перебил его, стукнул по столу, выругался. Затем замолчал, и рукой дал знак, чтобы Ларсон продолжал. Рассказал и о своей поездке по купеческим делам (теперь Андрес подобрал понятные для царя понятия) в Иван-город. И об аварии. Когда эстонец замолчал, Петр начал спрашивать, обо всем, что было ему не понятно. Он уточнил, почему эстонец согласился стать золотарем, а затем минут пять смеялся, услышав объяснение. Поинтересовался, почему Ларсон сам отправился в Иван-город, когда мог отправить туда надежного человека. Петр даже расстроился, узнав, что золотарь всю жизнь не кому не доверяет и надеется только на себя.
– Это не верно, – проговорил он. – Если бы я надеялся только на себя, – добавил царь, – смог бы управлять этим государством? – И не дожидаясь ответа, спросил, – а теперь расскажи о будущем.
Ларсон поведал все что знал. Рассказал о том, как далеко шагнул научно-технический прогресс. Петр слушал и кивал, а когда тот замолчал, спросил:
– А сейчас применить технику будущего можно?
– Увы, нет. Условия не те, – вздохнул Андрес, – у меня вон проблемы с сантехникой возникли, а уж она то такой сложности не представляет. В будущем она появится лет через сто.
– Ты имеешь в виду это? – спросил Петр, встал и подошел к книжному шкафу. Достал книгу, и вытряхнул из нее, его Андреса чертеж, который, как тот полагал, потерялся.
– Да.
– Забавная вещь, – кивнул Петр, – и не такая уж и проблемная, если подумать, Попробовать можно, лишь бы как с костюмом не вышло.
– Костюмом?
И монарх поведал о том, в какое неприятное положение он попал с эти самым костюмом на переговорах с Августом.
– Потому что дурак, – проворчал государь, – мог ведь сперва с Меншиковым посоветоваться, или с тем же Паткулем. Петр вновь закурил. Обдал густым дымом Ларсона и спросил:
– Ну, раз ты не золотарь, а купцов дельных у меня много, чем бы тебя занять? Что еще, кроме того, что сделки заключать можешь, умеешь?
Андрес задумался. Единственное, что он мог, так это воевать. Но и тут существовала одна проблема. Оружие, с которым Ларсон умел обращаться, здесь еще не существовало (за исключением шпаги), а то, чем сейчас пользовались, было непривычным, и ему опять пришлось бы учиться.
– Ни чего не умею, – вздохнул он. – Единственное, что знаю так это несколько языков.
– Каких? – поинтересовался царь.
– Родной
– Голландский?
– Увы, нет государь, – вздохнул золотарь, – в будущем он не так распространен как сейчас. Только в футболе применяется, так как тренера команд все больше голландцы.
– Футбол, тренера? – спросил Петр. – Это что еще такое?
И Ларсону пришлось рассказать о спортивной игре, которая будет изобретена в Англии лет через сто пятьдесят – двести. Когда же беседа закончилась, Петр посмотрел на эстонца и сказал:
– Есть у меня одна идея, но мне ее нужно обдумать. Не хочу, что бы ты еще раз впросак попал.
На следующий день государь вновь вызвал к себе Ларсона. В этот раз он был не один. Рядом за столом сидел Юрий Квятковский, Александр Меншиков и еще один человек, незнакомый Андресу. Петр выставил на стол бутылку анисового вина, и после того, как эстонец сел, попросил того рассказать о будущем. Особенно его интересовало, кто будет и в какой последовательности править после него. Эстонец взглянул на сидевших гостей государя, подумал немного, и отказался. Монарх сначала разгневался, но Андрес сказал, что дело это сугубо личное, и касаемо токмо государя. Ларсону не хотелось излагать историю в присутствии все того же Меншикова, помня, что именно тот скажет свое веское слово в управлении империи. Единственное, что он добавил, когда Петр, подумав, согласился с ним:
– Истории еще нет. Мы сами ее делаем.
Царь на пару минут задумался над этой фразой. Затем все же не удержался и спросил:
– А кто сейчас правит Московским государством?
И тогда Ларсон рассказал события, произошедшие после свержения династии Романовых в тысяча девятьсот семнадцатом году. Тут государь даже вспыхнул, побагровел и встал.
– Кто посмел? – Грозно спросил он, перебивая эстонца.
Андрес сердито посмотрел на Петра, тот осекся и медленно опустился на стул.
– Государь, ты же сам повелел дослушать рассказчика, – молвил Меншиков, – и не перебивать.
– Знаю, – фыркнул царь, – сам виноват. Продолжай.
Эстонец рассказал о Распутине, Ленине, Сталине и всех последующих правителей России. Он даже анекдот рассказал, старый заезженный. (Вот только тут он был свеж.) Про то, что Ленин доказал, что государством может управлять любой человек, Сталин – что один человек, а Леонид Ильич – что им может вообще никто не управлять. Петр вновь хотел вспыхнуть, но сдержался. Он уже понял, что его страна медленно скатилась в пропасть. Закончил повествование упоминанием Путина, Медведева и еще дюжины царьков, что правили небольшими государствами на окраинах некогда большой империи. Когда Андрес замолчал, Петр посмотрел на сидевших и сказал:
– Прискорбно осознавать, что пропадут дела мои. Я бы хотел, чтобы это не произошло,– молвил государь. – Но изменить ничего этого не смогу. Когда говоришь, корень мой вырвут?
– В тысяча девятьсот семнадцатом году году.
– Через двести лет.
Затем начался совершенно другой разговор. Погрустневший государь неожиданно сменил тему. Ларсону вдруг осознал, что именно сведения о будущем заставили государя опечалиться, даже немного пожалел, что был вынужден рассказать кто он и откуда. Андрес даже попытался утешить себя классической фразой «Все, что не делается – к лучшему!» Хотя тут, скорее всего, был когда-то совершенно иной смысл, а не тот, что вкладывали в него в будущем. Сейчас же Петр разговаривал все больше о нем.