«Волос ангела»
Шрифт:
Федор встал, не обуваясь, прошлепал босыми ногами по теплым доскам пола к окну, дернув шпингалет, толкнул некрашеные рамы, впуская в комнату свежий ветер с моря. Прищурившись, посмотрел на яркое, южное солнце, щедро согревавшее землю.
Начинался новый день…
Вместо эпилога
Погожим утром одного из августовских дней 197… года профессор Джордж Глабарис остановил свою машину у ворот особняка в пригороде Мэдисона.
Пока отползала в сторону изящная решетка ворот, профессор успел бегло рассмотреть дом, прятавшийся в тенистом
Вышколенный слуга встретил профессора у дверей, помог выйти из автомобиля.
– Вас ждут…
Он повел Глабариса в глубь дома, через анфиладу прохладных, обставленных старинной мебелью комнат, неслышно ступая по навощенному паркету.
Хозяин особняка – совершенно седой, поджарый, в белой рубашке из дорогого тонкого полотна и легких темно-синих брюках – поджидал гостя в своем кабинете. Радушно улыбаясь безупречной фарфоровой улыбкой, он вышел из-за стола и, сделав несколько шагов навстречу профессору, подал ему руку. Ладонь у него была сухой и крепкой.
– Рад видеть вас у себя, профессор. Благодарю, что откликнулись на мое приглашение. Как добрались?
– Вполне нормально.
Слуга вкатил в кабинет столик на колесиках с бокалами и бутылками, серебряным ведерком со льдом, коробками дорогих сигар. Поклонившись, вышел.
– Прошу… – хозяин, взяв Глабариса под руку, подвел его к креслам. – На улице несусветная жара, а кроме того, в саду нас сразу же атакуют мои внуки и не дадут толком поговорить, – он снова улыбнулся. – Поэтому, если не возражаете, останемся здесь.
– Как вам будет удобнее, – согласился профессор, усаживаясь в глубокое кресло. Хозяин особняка был очень богатым человеком, и, если ему нравится беседовать с гостем в своем кабинете, стоит ли настаивать на обратном? Тем более что здесь действительно прохладно, а хорошо продуманная деловая обстановка не раздражала глаз.
– Мне рекомендовали вас как специалиста… – хозяин наполнил бокалы, бросил в них серебряными щипцами по нескольку кубиков льда, протянул один Глабарису. Тот взял, поблагодарил.
– Речь идет о коллекции Джереми Кеннона, – продолжил хозяин, отпив из бокала, – коллекции старинных русских икон, некогда вывезенных из России в Европу. Джереми еще в двадцатые годы перекупил ее за бешеные деньги на аукционе в Лондоне и привез в Штаты. Часть этой коллекции после смерти Кеннона попала в кафедральный собор в Вашингтоне. Другая, большая часть находится в частных руках. По моей просьбе с ней недавно ознакомился профессор Джон Болт, основатель Института современной русской культуры в Блю-Лагунь в Техасе. Знаете такого?
Внимательно слушавший Глабарис кивнул утвердительно. Еще бы ему не знать Болта!
– В настоящее время владельцы коллекции намерены устроить торги. Не скрою от вас, профессор, я тоже решил принять участие в продаже этой коллекции. Скажу по секрету, поскольку доверяю рекомендациям, данным вам уважаемыми мною людьми, что продажа будет произведена через иных лиц. Если хотите – назовите их подставными. По ряду причин я не желаю связывать
Глабарис задумчиво поболтал в бокале остатки виски с полурастаявшими кубиками льда, прислушиваясь, как они тихо позванивают, ударяясь о хрустальные стенки высокого стакана. Предложение было неожиданным – профессор только начал работать над книгой. Отказаться, сославшись на занятость, и вернуться домой, к оставленной рукописи? Но таким людям, особенно когда они сами приглашают тебя, не принято отказывать. И почему, собственно, нужно думать об отказе? Заработать хорошие деньги, практически не прилагая к этому никаких усилий, а только осмотрев коллекцию? Это же прекрасно! Риска нет, коллекция старинных икон, принадлежавшая Джереми Кеннону, весьма известна, и не одно поколение экспертов и искусствоведов восхищалось ею на протяжении почти пятидесяти лет. Разве он, в свою очередь, не сможет найти громкие слова для ее восхваления? Нет, решено.
– Я согласен, – профессор поставил стакан на край стола. – Однако прежде чем приступить к работе, я хочу осмотреть коллекцию.
– Конечно, конечно, – засиял фарфоровой улыбкой хозяин. – Это можно сделать не откладывая. Но у меня есть к вам одно маленькое условие.
– Какое? – насторожился Глабарис.
– Пустяк… – небрежно махнул рукой миллионер. – Не упоминать моего имени. Напишите, например, что видели ее в нашем университете или еще где-нибудь. Идет? А чек за предисловие вы получите после знакомства с шедеврами. Текст должен быть готов через три дня…
Вечером Глабарис гнал свой автомобиль по широкому шоссе на запад. В бумажнике лежал полученный чек – сумма стоила того, чтобы вывернуться наизнанку, расхваливая и без того прекрасные творения безвестных мастеров из далекой России, которые должны быть вскоре выставлены на аукцион.
Но зачем терять время? Это те же деньги. Ехать долго, и вполне можно успеть вчерне набросать некоторые мысли.
Профессор закурил сигарету, привычно пошарив рукой на приборном щитке – дорога шла под уклон, за которым был достаточно крутой поворот, поэтому он внимательно смотрел вперед, – выключил тихо мурлыкавший магнитофон, вынул кассету. Вставил чистую и включил на запись.
"…Некоторое время назад я имел честь быть приглашенным профессором факультета истории искусств Висконсинского университета в городе Мэдисон…"
Вроде ничего получается начало? Глабарис сунул сигарету в пепельницу и продолжил:
"…Мои друзья таинственно поведали мне о несметных сокровищах, которые сразу захватили мое воображение. Это было так, как будто я вошел в подземный склеп времен Древнего Рима и предстал перед потрясающими, чудесным образом сохранившимися картинами. Картины? Нет, на самом деле это была сама святость, сияющая в полутьме. Лики на иконах были темные, некоторые потрескались, другие послужили пищей для червей. Но пронзительные глаза их были как живые.