Волосы циннвальдитового цвета
Шрифт:
Мужчина с пробитой головой валялся прямо на тротуаре. Его череп раскололся, в открывшемся отверстии можно было разглядеть мозги несчастного. Женщина, прижавшаяся к дорожному ограждению, жалобно стонала, сжимая свою ногу, из которой потоком лилась кровь. Еще несколько человек, поцарапанный и побитые осколками кирпича, осматривали свои раны и с трудом верили в благополучный исход. Хуже дело обстояло в самом офисе, вид на который открывался через пробитую стену. Раненых и убитых там было куда больше, они кричали, звали на помощь, шептали слова давно позабытых молитв. Смятение, охватившее округу, сменилось паникой. Люди бросились врассыпную кто куда. А Артем застыл на месте, как столб.
"Твоих рук дело, любуйся!" - повторял он про себя.
Тут кто-то подхватил его под локоть, бесцеремонно потащил куда-то. Артем не сопротивлялся, шел не глядя, перед глазами стояла картина разрушений, мужчина с пробитым черепом и женщина с
Автомобиль выехал за город и остановился. Опомнившийся Артем понял, что впереди сидел внук старика и девушка с запоминающейся внешностью. Волосы ее были интересного цвета - назывался он, наверно, грязно-розовым.
– Ну как вы?
– озабоченно спросила девушка. Ее приятный голос в конец вернул Артема на землю.
– Не знаю, - честно ответил Курков.
– Было страшно?
Он кивнул.
– Вы, должно быть, считаете нас убийцами, но поймите, мы делаем это не просто так, - попросила она.
– Не оправдывайся перед ним!
– оборвал ее внук.
– Не лезь, Паша, - спокойно, но твердо ответила она, не отводя взгляда от Артема.
– Мы сражаемся за будущее наших детей и внуков, а не за свое собственное. Если пустить всё на самотек, нас ждут годы унижений и бедности, голода и болезней. Вы представляете, сколько людей погибнет от того, что им не хватит денег оплатить медицинские расходы, сколько детей, чьи родители оказались неудачливы, окажутся обреченными на нищету? Если бездействовать сейчас, нас ждет нечто худшее, чем кастовая система средневековой Индии, рабовладение Античности или система лагерей Великобритании времен бурской войны. Мы прольем немного крови сейчас, чтобы в будущем она не текла рекой. Постарайтесь понять, вы поступили единственно правильно.
Пока она говорила, подъехал еще один автомобиль, из него вышел старик и четыре вооруженных мужчины, которых Артем никогда не видел. Курков заподозрил неладное. Уж не собираются ли от него избавиться?
Старик подошел к автомобилю своего внука и его подружки, открыл заднюю дверь.
– Ты нам здорово помог, Артем. Революция этого не забудет. Тебя отвезут в пригород, отсидишься там пару дней.
– Вы обещали помочь мне выбраться отсюда, - напомнил Курков. Он сумел смириться с содеянным и теперь снова думал о том, как выбраться из передряги, в которую попал.
– Говорили, что достанете поддельные документы.
– Если пожелаешь, так и будет. Просто теперь тебе необязательно уезжать. Ты больше не преступник, ты герой.
– А что переменилось за прошедшие часы?
– Власть переменилась, - ответил старик.
– Ладно, сейчас некогда болтать. Павлик, ты едешь с нами, а ты, - обратился он к девушке, - отвези его к себе, пускай отдохнет. За сегодня он натерпелся.
– Ты уверен, что это хорошая идея, оставить его наедине с ней?
– спросил внук.
– Уверен. Теперь Артем один из нас, - сказал старик.
– Пойдем, мы и так выбиваемся из графика.
Старик и его внук ушли, сели в автомобиль и уехали вместе с вооруженной оравой. Девушка между тем села за водительское сиденье.
– Если хотите, можете перебраться вперед, - сказала она.
Артем пожал плечами, принял ее предложение.
– Тут недалеко, - заверила она.
– Приходилось когда-нибудь бывать за городом?
Артем поморщился - не хотелось говорить о пустяках после того, как по его вине погибли люди.
– Нечасто, - уклончиво ответил он.
– Сейчас вообще люди стали нелюбознательны, - отозвалась девушка.
– Я знала множество тех, кто никогда не выбирался за пределы своего города. Мир, говорят, стал одинаковым.
Артем снова пожал плечами.
– Я не видел мира, я и за городом толком ничего рассмотреть не успел.
– А что вы там делали? Если не секрет, конечно.
– Не секрет. Гулял. Я тогда учился еще, школу заканчивал. Один или два дня до выпускных экзаменов оставалось. Я из дома не вылезал, зубрил. А родители волновались. И мать, и отец гулять отправляли, чуть не заставляли. Успокаивали, говорили, что ничего страшного на экзамене не случится. Я ведь учился довольно-таки неплохо. Да вообще в школе мне жилось привольно, - то ли обаяние девушки и ее привлекательность, то ли что-то еще заставило Артема говорить больше, чем он собирался. Неожиданно для самого себя он разоткровенничался.
– Знаете, как оно бывает, всё получалось. Девушка у меня была, Таня, просто красавица. Светленькая, стройная, хорошенькая. Много во всех смыслах приятных часов провел с ней. Думал, влюбился. Да и она мне в любви клялась. Только как школу закончили, всё
– Ускорил шаг и вперед. Выбрался на аллею. Асфальт потрескался, лавочки разбиты, но пару человек все равно там гуляли. Выглядели, правда, по-другому, не так, как горожане. Знаете, - Артем тряс перед собой руками, пытаясь подобрать нужное слово, - даже взгляд отличался. Когда их увидел, почему-то сразу возникла ассоциация с загнанными лошадьми. На меня внимания никто не обратил, хотя пару враждебных взглядов в мою сторону метнули. А мне любопытно, выбрался на аллею и пошел вверх. Там по-настоящему красиво. Ивы растут, да пышно как, тополя свой пух разбрасывают, сирень хоть и отцвела, а пахнет приятно. И цветы, так много неухоженных цветов, заросших сорняком. Навести там порядок, и горожане бы на ту аллею ходили гулять.
– Я знаю это место, - отозвалась девушка.
– Часто там бываю. Слушаю вас и удивляюсь - словно бы место это замерзло во времени. Как было тогда, так осталось и теперь. Разве что редко когда встретишь там прохожих. Боятся, говорят, бандитов там много.
– Так или иначе, гуляю я по аллее, никого не трогаю, а тут один старичок меня окликнул. Он меня о чем-то спросил, потом слово за слово и завязался разговор. Хотя, по большей части говорил он один. Рассказал, как там очутился, - Артем остановился, уставился куда-то вдаль, поджал губы.
– Сказал мне, что в молодости верил в лучшее. Не был таким вредным и скептически настроенным. Работал в поте лица, на всем экономил, откладывал деньги, когда только предоставлялась такая возможность. Мечтал переехать в город. Десять лет проработал, двадцать проработал, а ничего не менялось. Деньги, которые откладывал, копились чрезвычайно медленно. Решил все вложить в какой-то участок земли, заняться земледелием, да прогорел. Вернулся на родной завод, устроился на копеечную зарплату и работал до тех пор, пока сил хватало. А как они его покинули, ушел. Сказал, живет на копейки, чуть не попрошайничает. Не знает, как быть, когда кончатся все деньги. А в конце сказал фразу, которая почему-то отложилась у меня в памяти, да настолько отчетливо, что могу слово в слово повторить. Сначала спросил меня, знаю ли я, почему его жизнь так сложилась, не думаю ли, что он остался у разбитого корыта, из-за того, что был лентяем и лоботрясом? Я ответил, что нет. Тогда он и говорит:
"А у разбитого корыта я потому, что труд не ценится на рынке, предложение всегда превышает спрос".
А потом добавил, чтобы я не уверовал в свою исключительность, если вдруг моя жизнь сложится счастливо и мне удатся разбогатеть. Это не значит, что я талантлив, умен или трудолюбив. Это означает лишь одно - мне просто повезло. Уж не знаю, почему меня так тронули его слова. Помню, как чувствовал себя, возвращаясь домой. Словно бы меня прижали к земле прессом, весившим тонну. Какая-то обреченность охватила меня. Сама мысль о том, что судьба человека не определяется его усилиями, слепой жребий решает как и кому жить, рушила весь фундамент, на котором зиждилось мое мировоззрение. Тогда подумалось, если всё равно в итоге останусь ни с чем, так зачем вообще что-то делать? Жуткое ощущение. Ни до того, ни после того не мог назвать себя фаталистом. Но идя по узенькой тропинке в беспроглядной тьме, я поверил в судьбу. Хотя неправда. Не в судьбу, в социальную предопределенность. Убежденность в том, что у тебя всё получиться, если потрудиться, вбивавшаяся в голову с детства, пропала. И я повторял и повторял слова про труд, который совсем не ценится. Вернулся домой за полночь. Родители бросились расспрашивать, что да как, а я в ответ неопределенно мычу. Поужинал, спать лег, да всю ночь проворочался, а под утро провалился. Мать часов в десять меня добудилась. На экзамен опоздал. Сел писать, а сосредоточиться не могу. "Вот, - думаю, - напишу я его на отлично и что дальше? Отец получит низкий процент по образовательному кредиту. Но не будь у моего отца высокооплачиваемой работы, кто бы ему этот кредит дал, хоть бы я эти экзамены на двести из ста баллов написал".