Волосы Вероники
Шрифт:
— В деревню не принято приезжать без подарков, — поучала меня дочь. — И вообще, подарки приятно дарить, а еще приятнее их получать…
— Намек понял, — сказал я и купил ей в отделе электротоваров большой настольный вентилятор с резиновыми лопастями. — По себе знаю, что на жаре мозги плохо работают… А тебе экзамены сдавать.
— Хорошо, если бы вентилятор за меня их сдал, — вздохнула Варя.
— Эх, надо было телеграмму послать! — вспомнил я.
— Ты раньше телеграммы доберешься, — успокоила дочь.
На обочине шоссе у сумок и чемоданов стояли ожидающие попутных машин. Легковые в
— Лучше бы на «Жигулях», — сказала Варя.
Но «Жигули» не желали останавливаться. Впрочем мне было все равно, на чем ехать, лишь бы поскорее. Я уже предвкушал, как вырвусь из душного города на простор, увижу свежую зелень, цветы на обочинах, поля, блеск озер, березовые рощи… Высоченные громады зданий на Средней Рогатке были облиты солнцем, широкие окна лоджий ослепительно сияли, пахло горячим асфальтом, отработанными бензиновыми парами. Машины плавно огибали монументальный памятник Победы, над радиаторами дрожал, плавился раскаленный воздух.
Гораздо позже, размышляя о том, что со мной в это жаркое лето произошло, я задавался вопросом: действительно ли судьба определяет наши пути или простой случай? Не сорвись наша поездка, не вспомни кстати Варя про дядю Федора, не будь переполнены пассажирами вокзалы, я никогда бы не оказался на развилке Киевского шоссе и шоссе Ленинград — Москва. И никогда бы не случилось того, что впоследствии перевернуло всю мою жизнь…
Кто же руководит нами, умело, незаметно подводит к той черте, после которой начинается новая жизнь? В судьбу я не верю, а случай — вещь весьма ненадежная… Тем не менее с нами рано или поздно случается именно то, что должно случиться, хотим мы того или нет, стремимся к тому или, наоборот, убегаем.
Не зря бытует поговорка: чему быть, того не миновать…
— Я бы с удовольствием поехала с тобой, — грустно произнесла Варя. — В Киеве жара, и здесь не лучше…
— Сдашь экзамены — приезжай, — предложил я.
— Еще пять лет учиться… Тоска!
— С такими настроениями не мудрено и провалиться.
— Я не хочу возвращаться в Киев, — улыбнулась она. — Придется постараться…
— Постарайся, — сказал я.
Вишневые «Жигули» проскочили мимо, но затем затормозили. Длинноволосый парень в джинсах с коричневой сумкой через плечо бросился к машине, но «Жигули» резво дали задний ход и остановились возле нас. Дверца приоткрылась, и мы увидели молодую женщину в больших темных очках. Рукой придерживая за ошейник пытавшегося выскочить из кабины лохматого пса непонятной породы, она спросила:
— Вам куда?
— До Валдая, — быстро ответила Варя.
— Лучше бы до Москвы, — переводя взгляд с Вари на меня, разочарованно произнесла женщина. Пес, повизгивая, норовил просунуть голову в щель. Глаза его, спрятавшиеся в дымчатой шерсти, были умные. С длинного красного языка капала слюна. Женщина изучающе смотрела на меня. Очки закрывали всю верх нюю половину ее лица. Бросались в глаза густые черные волосы, свободно спускающиеся на спину. Они чуть завивались, блестели…
— Вы понимаете в автомобилях? — спросила женщина. Голос у нее глуховатый, но очень приятный.
— У нас была своя машина, — ввернула Варя. — Папа сам ее ремонтировал… —
Я молчал, а что я мог сказать?
— Садитесь, — неуверенно проговорила женщина. Она все еще пребывала в сомнении: брать меня или нет?
Я проворно подхватил свою сумку и хотел было сесть на заднее сиденье, но женщина предложила место рядом с собой, а туда спровадила пса. Тот поворчал и стал меня обнюхивать. Повернувшись к Варе, женщина улыбнулась:
— Вы не бойтесь, Джек не кусается.
— Я не боюсь, — сказала Варя. Нагнулась и поцеловала меня в щеку. — Пиши, дорогой!
— Вы разве не поедете? — озадаченно посмотрела на нее женщина.
— Я бы с удовольствием, но у меня столько дел в Ленинграде! — рассмеялась Варя. — Гуд бай! Счастливого пути!
На лицо женщины набежала тень, какое-то мгновение она, наморщив гладкий белый лоб, отчужденно смотрела прямо перед собой, я уж подумал, не попросит ли она меня сейчас выйти из машины.
— Я думала, вы вдвоем, — произнесла она. Наблюдавший за нами парень с сумкой через плечо, увидев, что Варя не села в машину, вихляющей походкой направился к нам. Женщина положила руки на баранку и тронула машину.
— Не терплю длинноволосых хлыщей, — сказала она.
Какое-то время мы ехали молча. За нашими спинами возился на заднем сиденье Джек, он явно был недоволен, что я занял его место.
— Какой он породы? — поинтересовался я, когда мы миновали громоздкое здание мясокомбината с двумя быками на каменных постаментах.
— Не знаю, — беспечно ответила женщина. — Я его весной подобрала на дороге за Новгородом. Он был совсем маленький и беззащитный. Сиротой сидел на обочине рядом с лужей и с такой печалью в глазах смотрел на проезжающие мимо машины, что я остановилась и подобрала его.
— Вы всех подбираете на дороге? — пошутил я.
— Надо же, какая у вас взрослая дочь, — покосившись на меня, произнесла женщина.
Машину она вела уверенно, чувствовалось, что это для нее привычное занятие. Она была в джинсах с подвернутыми брючинами, в короткой навыпуск полотняной кофточке с открытым воротом. Высокая шея белела в дымке густых черных волос. На вид ей лет двадцать пять. Теплая струя воздуха, врывающаяся в полуоткрытое боковое окно, шевелила тугие вьющиеся пряди на виске и лбу. Маленький накрашенный припухлый рот, чуть вздернутый красиво очерченный нос, длинные черные ресницы, кожа гладкая и белая. В Ленинграде второй месяц солнце не заходит за тучи, а она ни капельки не загорела. Черные волосы и белая кожа — это было красиво.
Я таких удивительных волос еще ни у кого не видел: чернее ночи, чернее сапожной ваксы, воронова крыла, с бархатным блеском. В их глубокой черноте было что-то неестественное. Или она их красит, или…
— Мои, мои, — усмехнулась женщина, догадавшись о моих сомнениях. — Не парик.
— Черное золото, — сказал я.
Она сбоку посмотрела на меня, улыбнулась.
— Сравнить мои волосы с нефтью… До этого еще никто не додумался!
— У вас в роду были цыгане?
— Бывают белые вороны, а я вот уродилась черной вороной… Никто не верит, что это мои волосы и что я их никогда не крашу. А цыган в нашем роду не было.