Волшебная гайка

Курбатов Константин Иванович

— Ох, рано! — взвыл Сашок, тараща глаза на деда. — Встает охрана!

— Ты чего? — сердито обернулся к нему дед Яков.

— Песня, — пролепетал Сашок. — Песня такая есть, деда Яков. Моя любимая.

У двери стояло ведро на лавке. Дед черпнул кружкой воды, напился, плеснул остатки из кружки на пол.

— Ступай отсюда, — сказал он. — Уходи. Все равно впустую для тебя мои слова.

Придерживая на плечах одеяло, дед протянул руку в окно, с треском захлопнул перед носом Сашка одну и вторую створки.

Сашок еще немного покараулил под

закрытым окном на завалинке и, решив, что времени у Витяя было вполне достаточно, кинулся к реке. Встречу они назначили у старого моста, чтобы в случае удачи сразу, не откладывая, и половить дедовыми спиннингами.

Примчавшись к мосту, Сашок застал друга у стога сена.

— Ты чего? — удивился Сашок, не увидев чехла со спиннингами.

— Порядок, — важно ответил Витяй и скосил глаза на сено. — Здесь. Да вон, видишь?

Витяй смотрел на мост. У низкого полуразрушенного моста, настил которого тут и там зияя дырами, полоскала белье тетка Полина. А на самом мосту сидел хромой сторож Ларион с удочкой.

— Так в другое место давай, — нетерпеливо дернулся Сашок.

— Нету другого места, — сказал Витяй. — Я всюду обегал. Все равно на кого-нибудь напоремся. Нужно завтра с раннего утра идти, на зорьке. И подальше от села.

Они уговорились идти до рассвета. И Витяй должен был разбудить Сашка, стукнуть ему в окошко. Но Витяй почему-то не стукнул.

— Дед Яков к тебе не приходил? — удрав теперь от бабушки с ее завтраком, ворвался к другу Сашок. — Ты почему мне не стукнул?

— Почему, почему… Вон почему, — махнул рукой Витяй в сторону маленькой сестренки. — Понос у Нюшки объявился. В ясли ее не пускают, вот мамка и оставила меня с ней.

У печи сидела на горшке Витяина сестра Нюшка и, пуская пузыри, гукала и с аппетитом сосала сразу три пальца.

— Ей есть ничего нельзя, — пояснил Витяй, — а она все в рот тянет, холера. Вот и смотри тут за ней.

Узнав про посещение полковника, Витяй насупился.

— Кто это ему сказал, что мы?

— Да разве важно кто? — суматошно зашептал Сашок. — Отнести ему нужно скорее его спиннинги, и все. Видал, он чего? В милицию, говорит. По своим, говорит, лупить начали.

— Вот и попадешь как раз в милицию, если отнесешь, — заметил Витяй. — Он же на пушку нас берет. У него никаких фактов нету. Что же, мы теперь сами понесем ему в ручки факты, да?

— Так мы объясним, что просто половить взяли.

— Половить! Поверил он тебе, держи карман.

Они громким шепотом советовались за цветастой ситцевой занавеской, отделявшей от горницы закуток с кроватью. На бревенчатой стене стучали ходики с веселой кошачьей мордой. Глаза у кошки метались из стороны в сторону в такт с качанием маятника.

— Запрячем, — сказал Витяй. — И ничего не знаем. Не брали, и точка.

— А как найдут?

— У нас не найдут. Так запрячем, с собаками не сыщут. Вон в лесок за студеным ручьем, где мы с тобой ствол пулеметный нашли и два осколка. Там самое надежное будет.

Лесок за студеным ручьем, о котором вспомнил

Витяй, находился километрах в двух от села.

Когда-то густой и тенистый, он сильно пострадал во время войны. Подальше к болотам еще сохранились вековые ели и замшелые березы. А здесь по мягко оплывшим вмятинам бывших окопов, блиндажей и воронок теперь в основном тянулась к солнцу лишь молодая поросль.

— Бежим, — сказал Витяй.

— А Нюшка твоя как?

— Одна немного побудет, ничего с ней не сделается.

Подхватив сестренку, Витяй сунул ее в кроватку с высокими бортами. Однако Нюшка так отчаянно заголосила, что пришлось поспешно вытащить ее обратно.

— Во холера, — растерянно проговорил Витяй, прижимая ее к себе. — Привыкла, понимаешь, на горшке рассиживаться.

— Так пускай и сидит на горшке, — посоветовал Сашок. — Чего тебе, жалко?

На горшке Нюшка вмиг успокоилась. И друзья, прихватив чехол со спиннингами, кинулись из дому.

Обогнув колхозный свинарник, они промчались через ржаное поле, влетели в лесок. Остановились у неглубокой рытвины, над которой шелестела листвой береза. Огляделись. С краю густо заросшей травой рытвины торчали концы нетолстых полусгнивших ольшин. В траве стояли ромашки да краснела земляника.

— Здесь давай, — шепнул Витяй.

Ухватившись за трухлявую ольшину, они отвалили ее. В открывшуюся щель ударил луч солнца. Ниже была пустота. И золотистый песок. На песке, обхватывая истлевшую солдатскую гимнастерку, лежал широкий застегнутый ремень с раскрытым подсумком.

— Пустой… подсумок-то, — еле слышно прошептал Сашок. — Гляди, Вить, пустой.

Золотистый песок присыпал расползшуюся гимнастерку, набился в подсумок. Приглядевшись, ребята заметили торчащий из песка смятый алюминиевый котелок.

Сашок подцепил его за дужку концом зачехленного спиннинга, вытащил на поверхность. Высыпав из котелка песок, прочли выбитое на нем неровными точками: «П. Рогов».

— Вить, — уставился на друга Сашок. — Вить, это же его сына котелок, сына нашего полковника.

Следующие несколько ольшин, крепко схваченные дерном, Сашок с Витяем отворачивали с такой поспешностью, словно еще надеялись помочь тому, кого здесь засыпало взрывом тридцать лет назад. Но то, что открылось в ярком солнечном свете на дне песчаной ямы, заставило мальчишек в страхе попятиться.

На песке во весь рост лежали останки красноармейца. Сапоги. Застегнутая на все пуговицы гимнастерка. Рядом рыжая от ржавчины винтовка с трехгранным штыком. Из-под каски выбивалась прядь пыльных светлых волос. И смотрели в небо огромные пустые глазницы.

Перед Сашком, когда он в ужасе бежал из леса, так и стояли эти два пустых круглых отверстия.

— Деда Яков, деда Яков, — бормоча сухими губами, ворвался в избу к полковнику Сашок.

— Скорее, деда, — дергал старика за рукав кителя Витяй. — Скорее. Мы у вас спиннинги только половить взяли. Но мы и не ловили. Скорее. И подсумок у него пустой. У вашего сына. Скорее.