Волшебная лютня. Зарубежная баллада

Коллектив авторов

Томас Кемпбелл

Уллин и его дочь

Был сильный вихорь, сильный дождь;

Кипя, ярилася пучина;

Ко брегу Рино, горный вождь,

Примчался с дочерью Уллина.

«Рыбак, прими нас в твой челнок;

Рыбак, спаси нас от погони;

Уллин с дружиной недалек:

Нам слышны крики; мчатся кони».

«Ты видишь ли, как зла вода?

Ты слышишь ли, как волны громки?

Пускаться плыть теперь беда:

Мой челн не крепок, весла ломки».

«Рыбак, рыбак, подай свой челн;

Спаси нас, сколь ни зла пучина,

Пощада может быть от волн —

Ее не будет от Уллина!»

Гроза сильней, пучина злей,

И ближе, ближе шум погони;

Им

слышен тяжкий храп коней,

Им слышен стук мечей о брони.

«Садитесь, в добрый час; плывем».

И Рино сел, с ним дева села;

Рыбак отчалил; челноком

Седая бездна овладела.

И смерть отвсюду им: открыт

Пред ними зев пучины жадный;

За ними с берега грозит

Уллин, как буря беспощадный.

Уллин ко брегу прискакал;

Он видит: дочь уносят волны;

И гнев в груди отца пропал,

И он воскликнул, страха полный:

«Мое дитя, назад, назад!

Прощенье! возвратись, Мальвина!»

Но волны лишь ответ шумят

На зов отчаянный Уллина.

Ревет гроза, черна как ночь;

Летает челн между волнами;

Сквозь пену их он видит дочь

С простертыми к нему руками.

«О, возвратися, возвратись!»

Но грозно раздалась пучина,

И волны, челн пожрав, слились

При крике жалобном Уллина.

Джордж Гордон Ноэл Байрон

Видение Валтасара

Царь на троне сидит;

Перед ним и за ним

С раболепством немым

Ряд сатрапов стоит.

Драгоценный чертог

И блестит и горит,

И земной полубог

Пир устроить велит.

Золотая волна

Дорогого вина

Нежит чувства и кровь;

Звуки лир, юных дев

Сладострастный напев

Возжигают любовь.

Упоен, восхищен,

Царь на троне сидит —

И торжественный трон

И блестит и горит…

Вдруг – неведомый страх

У царя на челе

И унынье в очах,

Обращенных к стене.

Умолкает звук лир

И веселых речей,

И расстроенный пир

Видит (ужас очей!):

Огневая рука

Исполинским перстом

На стене пред царем

Начертала слова…

И никто из мужей,

И царевых гостей,

И искусных волхвов

Силы огненных слов

Изъяснить не возмог.

И земной полубог

Омрачился тоской…

И еврей молодой

К Валтасару предстал

И слова прочитал:

Мани, фекел, фарес!

Вот слова на стене,

Волю Бога с небес

Возвещают оне.

Мани значит: монарх.

Кончил царствовать ты!

Град у персов в руках —

Смысл середней черты;

Фарес – третье – гласит:

Ныне будешь убит!..

Рек – исчез… Изумлен,

Царь не верит мечте.

Но чертог окружен

И… он мертв на щите!..

Поражение Сеннахериба

1 Ассири яне шли, как на стадо волки, В багреце их и в злате сияли полки, И без счета их копья сверкали окрест, Как в волнах галилейских мерцание звезд. 2 Словно листья дубравные в летние дни, Еще вечером так красовались они; Словно листья дубравные в вихре зимы, Их к рассвету лежали рассеяны тьмы. 3 Ангел смерти лишь на ветер крылья простер И дохнул им в лицо – и померкнул их взор, И на мутные очи пал сон без конца, И лишь раз поднялись и остыли сердца. 4 Вот расширивший ноздри повергнутый конь, И не пышет из них гордой силы огонь, И как хладная влага на бреге морском, Так предсмертная пена белеет на нем. 5 Вот и всадник лежит, распростертый во прах, На броне его ржа и роса на власах; Безответны шатры, у знамен ни раба, И не свищет копье, и не трубит труба. 6 И Ассирии вдов слышен плач на весь мир, И во храме Ваала низвержен кумир, И народ, не сраженный мечом до конца, Весь растаял, как снег, перед блеском Творца!

Сша

Генри Уодсворт Лонгфелло

Сон негра

Измучен

зноем и трудом, Он наземь бросился ничком. Недвижно рис над ним стоял. Палимый зноем, он дремал… То был ли бред, то был ли сон — Родимый край увидел он. Увидел он: в степи глухой Несется Нигер голубой; Под сенью пальм стоят шатры; К ним караван ползет с горы, И люди веселы кругом; Он в том народе был царем. Среди цветов стоит жена, Толпой детей окружена; И дети к ней, ласкаясь, льнут И в лес – отца искать – зовут… И вот – сквозь сон, горячий сон — В бреду заплакал тихо он… И снова чудится во сне: На борзом мчится он коне, Как вольный вихорь конь летит, Взбивая прах из-под копыт, Златою сбруею звеня, — И сабля бьет в бока коня… Что миг – свободней дышит грудь! Что шаг – торжественнее путь! Всё ближе горы. Лев рычит, Кричит гиена, змей свистит, И тяжело по тростникам Идет к реке гиппопотам. Под небом темно-голубым Фламинго красный, перед ним Несясь вдали, крылами бьет, Как знамя красное, – и вот Ему открылся кафров стан И в очи глянул океан! И встал он там, и слышит вдруг: Подобный трубам, мощный звук Поколебал и дол, и лес, И глубь пустынь, и глубь небес… То звал к свободе из оков Великий дух своих сынов. И вздрогнул он, услыша клич… И уж не чувствовал, как бич По нем скользнул и как ногой Его толкнул хозяин злой, Как он, сдавив досады вздох, Пробормотал потом: «Издох!..»

Эдгар Аллан По

Аннабель Ли

Это было давно, это было давно, В королевстве приморской земли: Там жила и цвела та, что звалась всегда, Называлась Аннабель Ли, — Я любил, был любим, мы любили вдвоем, Только этим мы жить и могли. И, любовью дыша, были оба детьми В королевстве приморской земли. Но любили мы больше, чем любят в любви, — Я и нежная Аннабель Ли. И, взирая на нас, серафимы небес Той любви нам простить не могли. Оттого и случилось когда-то давно, В королевстве приморской земли: С неба ветер повеял холодный из туч, Он повеял на Аннабель Ли; И родные толпою печальной сошлись И ее от меня унесли, Чтоб навеки ее положить в саркофаг, В королевстве приморской земли. Половины такого блаженства узнать Серафимы в раю не могли, — Оттого и случилось (как ведомо всем В королевстве приморской земли): Ветер ночью повеял холодный из туч — И убил мою Аннабель Ли. Но, любя, мы любили сильней и полней Тех, что старости бремя несли, Тех, что мудростью нас превзошли, — И ни ангелы неба, ни демоны тьмы Разлучить никогда не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Аннабель Ли. И всегда луч луны навевает мне сны О пленительной Аннабель Ли; И зажжется ль звезда, вижу очи всегда Обольстительной Аннабель Ли; И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней, С незабвенной – с невестой — с любовью моей, — Рядом с ней распростерт я вдали, В саркофаге приморской земли.