Волшебная мясорубка
Шрифт:
Он затянул комбинезон так, что тот туго обтянул его фигуру, поверх надел обыкновенную штатскую одежду и желтый плащ. Побросал в школьный рюкзак Нестан баллончики с краской и выскочил из квартиры.
Город-завод был велик – без внешнего лагерного кольца его диаметр составлял около восьмидесяти километров, кроме того он на сотни метров возвышался над землей и на десятки уходил под нее. Тариэлу приходилось с осторожностью пробираться через этот стальной улей. Но комбинезон надежно скрывал пораженное тело, и ни один из датчиков радиоактивной тревоги не сработал.
К вечеру он добрался до западной окраины, где находились
Обстановка здесь больше всего напоминала вагоностроительный цех. На мостиках суетились сотни рабочих, а через весь длинный ангар потолочные краны проносили похожие друг на друга конструкции, вероятно, запасные части для дирижабля.
Носитель солнца часто повреждался во время вражеских налетов, и только на памяти Тариэла его несколько раз приходилось сажать прямо посреди города, где его тут же ремонтировали. Но чаще поврежденное солнце все же дотягивало до ангаров, и сотни специалистов быстро устраняли поломки. Ночью дирижабль с выключенным прожектором вдоль внутренней границы переводили на другую сторону города и утром ослепительное поддельное солнце вновь поднималось с востока.
Тариэл без труда раздобыл рабочий костюм и каску (запасные комплекты всегда хранились на пожарных щитах предприятий). В заводской уборной он переоделся в рабочего и деловито пошел по цехам: дело в том, что добровольческие бригады из школьников часто помогали на фабриках, в спецотрядах гражданской обороны, дружинах правопорядка и так далее. Чаще всего в эти бригады входили девушки и не годные для военной службы парни.
До захода юноша прослонялся по ангару, пару раз даже поработал на подхвате. За это время он раздобыл кое-какие приспособления для высотных работ. Болезнь давала о себе знать: тошнота, боль в животе, слабость, но Тариэл держался.
Вечером работы приостановились, и служащие замерли на мостиках, встречая въезжающее в ангар солнце. Гигантский круглый вход, подобный отверстию диафрагмы в фотоаппарате, стал медленно расширяться. Когда ослепительно яркая дыра выросла до невероятных размеров, в нее начал вплывать дирижабль километрового диаметра. Висящий под ним плоский прожектор был повернут к ангару тылом, продолжая освещать город. Так продолжалось минут сорок, пока воздушное судно, похожее на десятикилометровый огурец, заходило в ангар. Наконец прожектор померк, и отверстие стало сужаться. Тут же вокруг дирижабля закипел трудовой муравейник: рабочие, сидящие в корзинах подъемных кранов, стали присоединять к его оболочке толстые кабели и шланги, поливать матерчатый корпус из брандспойтов.
Тариэл, спустившись на несколько ярусов, достиг того места, где десятки электриков и монтеров суетились около двухсотметрового прожектора. Юноша деловито прошел на подъемную платформу и поднялся вместе с техниками к механизмам управления прожектором, отвечающим за то, чтобы в течение дня по ходу движения диск всегда был обращен на город.
С подъемной платформы к прожектору выдвинулся мостик, и Тариэл со специалистами прошел внутрь машинного отделения дирижабля. Здесь, словно в подводной лодке, было множество тесных и запутанных переходов. Там Тариэл и спрятался.
Пока в течение ночи дирижабль, медленно обходя город, полз
Был февраль, и в девять часов утра из зари на востоке поднялся чуть заметный во мгле дирижабль, а за ним – красно-оранжевый диск. На солнце горела кривая, но четкая надпись: «ЗМЕЙ ПРОТИВ ВСЕХ – НЕТ ВОЙНЕ!»
Утренний город замер. Спешившие по своим делам люди останавливались на мостиках и воздушных переходах, с изумлением глядя на круглый небесный экран. Только через двадцать минут догадались объявить воздушную тревогу. Муравейник оживился, и миллионы зрителей побежали в убежища, но при этом люди продолжали озираться на небесную надпись. Когда вой протяжной сирены смолк, уродливый город был уже совершенно пуст, и над всеми его ярусами и террасами установились покой и звенящая тишина.
Прожектор обесточили, лампа медленно остыла, и диск померк. И тогда подразделения внутренних войск узрели на потухшем светиле малюсенькую фигурку в желтом плаще. Тариэл стоял, гордо расставив ноги, и неподвижно ждал, когда его арестуют. Вскоре к нему поднялась полицейская машина на воздушной подушке и зависла напротив него, под дирижаблем.
– Ни с места! Руки за голову! – сквозь гул турбин сказали Тариэлу через мощный репродуктор. – За попытку сопротивления открываем огонь на поражение!
На палубу полицейского судна один за другим выскочили бойцы группы захвата и приступили к процедуре ареста. Снайперы, стоя на одном колене, держали подозреваемого под прицелом, а остальные причаливали к прожектору. Зацепив карабины за страховочные канаты, они один за другим медленно двинулись к Тариэлу.
Он не сопротивлялся, покорно следовал всем указаниям и через пять минут сидел, скованный по рукам и ногам, в полицейской машине.
Его пытали, но от этого только облучились сами мучители. А он молчал, потому что не чувствовал боли. Перед арестом он раскусил ампулу с тем сильным обезболивающим лекарством, которое достал для него папаша Нестан, и поэтому оставался безмолвен во время самых изощренных пыток. Он не боялся, что его покалечат: он знал, что жизнь кончена.
Когда медицинская комиссия поставила диагноз, пытки немедленно прекратились. Врачи сообщили трибуналу, что узник может умереть в любой момент, и те решили как можно скорее вынести приговор. Для публичной казни он должен был оставаться живым.
В полдень следующего после ареста дня вокруг затопленного карьера собрались толпы людей, среди которых было много школьников. Телевизионщики с камерами стояли на своих серебристых автобусах и летали над озером в корзинах монтажных кранов. Казнь транслировали в прямом эфире.
– Мы продолжаем прямую трансляцию казни военного преступника, исполнителя чудовищной политической диверсии. Напомним, что террористическая акция была произведена вчера…
Офицер на башне нажал кнопку, двери лифта разъехались, и все увидели Тариэла в сопровождении двух надзирателей в химзащитных костюмах. Рот юноши был зашит проволокой, лицо осунулось, волосы почти полностью поседели. Наверное, многие зрители подумали, что перед ними стоит невысокий щуплый старик, одетый в ярко оранжевую робу, обильно обшитую бирками с номерами.