Волшебная мясорубка
Шрифт:
– Я и сам искуснейший повар в здешних местах, – начал заливать Вильке. – По крайней мере, у нас в Кругозёре…
… Пока Вильке, Нонпарель, Бабашка и Марзан лакомились мороженым крем-брюле и весело болтали, Сергиус и Каздоя в одной из комнат замка при свете множества свечей врачевали доставленного медведем юношу.
Тело, покрытое простыней, безжизненно лежало на дубовом столе. Волшебник с помощью причудливых приспособлений извлекал из губ Тариэла проволоку, а Каздоя подавала снадобья и тампоны, бубня при этом свои заклинания.
– Ай-яй-яй. Какие
Каздоя сделала возмущенно-оскорбленный вид, но замолчала. Не время было ругаться.
– Сколько у нас еще яда Мимненоса? – спросил волшебник.
Ведьма отошла к столу со снадобьями, где среди колб и реторт громоздилась десятилитровая бутыль. Прикинула, сколько там жидкости, и сказала:
– Литров восемь еще.
– Хорошо, – сказал волшебник. – Но на мальчика придется истратить не меньше двух литров. Иначе он не поправится. Милая, сделай ему еще два укола и промой коленку пятипроцентным раствором.
Еще один кусочек проволоки звонко упал в эмалированную ванночку.
– Та-ак, – сказал на это волшебник. – Все заживет, все. Нет такой болезни, которой бы не исцелял яд Мимненоса. Ведь это концентрированная милость нашего змея. Она позаботится о каждой клеточке, оживит и очистит, так что станешь еще здоровей, чем прежде.
Очередной металлический стежок был извлечен из губ Тариэла и вновь звонко брякнулся в кривой тазик.
– Каздоя, прошу тебя, потолки марганец пополам с углем.
Ведьма развязала маленькие мешочки, вытащила из каждого из них по горсти, бросила в чугунную ступку и принялась тихо размалывать комочки пестиком.
В коридоре послышался веселый шепот, стеклянная дверь приоткрылась, и сквозь занавеску просунулась любопытная голова Вильке.
– А что это вы тут делаете?
– Кыш! Кыш! – шепотом закричала Каздоя, размахивая увесистым чугунным пестиком.
Вильке испуганно выпучил глаза и скрылся обратно за дверь. Из коридора донеслись хохотки Бабашки и Марзана.
– Кто это у них там? – спросил Вильке. – И чего они с ним делают?
– Это раненый мальчик, – сказал Бабашка. – Его ночью принес из леса старый медведь.
– Он что, заблудился? – предположил Вильке.
Карлики пожали плечами:
– Не знаем, но почему-то нам запретили даже взглянуть на него.
На кухне Вильке и поварята здорово подружились. Вильке рассказывал им о Франке, Марлене, Лорде, овце и пригласил карликов на свое вечернее представленье. Он съел полбидона мороженного и был полон веселого настроения на весь оставшийся день. Что касается представления, то оно должно было состояться сегодня вечером в «Друзьях дракона». Вильке обещал, что его дурная овца по кличке Стрекоза будет петь и танцевать так, что все обомлеют. Народ, конечно, посчитал, что это его очередное вранье, но поскольку представление было
Кого тут только не было! Из гномов здесь были не только лесные братья-завсегдатаи Коэн, Оэн, Жоэн, Зоэн, Гоэн, Соэн и Фоэн, но и их дальние родственники из горных. Эти бородатые типы, не отличаясь великой учтивостью, щипали за бедра служанок и задирали охотников, хватаясь за свои кирки и секиры и разражаясь при этом оглушительным смехом. Госпожа Изольда постоянно делала им замечания и грозилась больше не пускать в заведение, но те в ответ рассыпались в тысячах извинений и просили поднять для них из подвалов еще один бочонок рома: «Может, он сможет нас успокоить! Га-га-га!»
В этой же шумной компании скромно сидели братья Бабашка и Марзан. Они потягивали из деревянных кружек сидр и улыбались дурацким гномьим шуткам, вроде засовывания бороды соседа в тарелку с супом или поочередного пуканья в различных тональностях. А то и одновременного – в консонансных интервалах. Бабашка и Марзан заверили бородатых, что они на четверть гномы, и те присвоили им звание «недогномов», сказав, что для них и это должно быть предметом гордости.
И, конечно, здесь присутствовало много соседей и друзей Вильке и Франка, которых они пригласили сами.
Собрались все задолго до указанного Вильке часа, да и с началом затянули, так что зрители были уже изрядно подвыпившими и разморенными. В трактире клубился табачный дым, девушки с подносами не успевали подносить выпивку и закуску. Тесно было не только из-за количества гостей, но и из-за того, что добрую треть места занимала специально устроенная сцена.
Франк остался у мельника, так как его от этого номера уже тошнило – на многочисленных домашних репетициях Вильке привлекал его в качестве критика и помощника.
За кулисами в кухонном коридоре стояли и овца, и наряженный Вильке, а вокруг крутилась Марлена, поправляя его прическу и наряд дрессировщика. На Вильке была соломенная шляпа, жилетка, как у всех жителей Кругозёра, рубашка с деловито подвернутыми рукавами, а на груди красовался оранжевый бант. В одной руке Вильке держал трость с набалдашником, он выпросил ее у господина Генриха насовсем, а в другой руке – поводок.
Вильке так волновался, что с него лился пот. Марлена сняла с него шляпу, обмахнула его и вернула головной убор на место.
– Ну все, я пошла, – решительно сказала она. В представлении на нее было возложено две немаловажных роли: объявлять номера и подыгрывать на фортепиано.
Она последний раз вздохнула и выскочила на сцену.
Вильке присел на корточки и погладил овцу по кучерявой мордочке.
– Ну, давай, не подведи, Стрекоза.
Официально овцу звали именно Стрекоза. Но так как обычно ее звали просто «овцой», она вряд ли догадывалась о своем настоящем имени.
– Уважаемые дамы и господа!
Марлена не успела договорить, как часть зала взорвалась аплодисментами: