Волшебная ночь forever
Шрифт:
– Знаешь, Игорь, а ведь ты мне надоел.
– Да? – Игорь запахнул халат и вышел из ванной в коридор. – Я, кстати, вспомнил, откуда бюстгальтер в горошек взялся. У меня Иван с его новой девушкой были, заехали в прошлую среду прямо с утра, я пошел в магазин и…
Вранье было настолько явным, а Игорь настолько не старался оправдаться, что Елене стало противно. Схватив портфель, она выскочила из квартиры.
«Как я докатилась до этого? Он меня что, совсем ни в грош не ставит? – бормотала Елена на ходу. – Изменяет мне буквально в моем же доме и даже алиби не продумал».
Успокоилась она только в машине, переключившись на рабочий настрой.
«Телега» из мэрии, официально называвшаяся «Претензия», внушала уважение. На двух страницах были расписаны все уже сделанные и возможные нарушения при строительстве складов в заповедной зоне Подмосковья.
Андрей сидел перед столом Елены бледный, с пачкой бумаг в руках.
– Формально они правы и могут прикрыть наше строительство прямо сегодня.
– И как они это будут делать?
– Как… – Андрей положил бумаги на стол Елены, поправил галстук. – Вызовут судебных приставов, ОМОН, милицию.
– Ерунда. – Елена села свободнее. – Пока их бумаги пройдут все согласования, мы освоим котлован и закупим молодняк дубов, чтобы высадить их в любом месте, которое нам любезно укажет экологический отдел.
– Но можно придумать другой вариант застройки. – Андрей встал, одернул пиджак. – У нас только один преимущественный факт…
– И он перевесит все остальные. – Елена жестко посмотрела на Андрея, и у того колючие мурашки впились в спину, как всегда бывало, когда она пристально смотрела на него. – У нас официальная аренда на сорок девять лет. Рощица слишком маленькая, чтобы из-за нее поднимали скандал или устраивали митинги, это никому не нужно. Сунем взятку и будем строить. Иди, работай.
– Понял. – Андрей вышел из кабинета, особо прямо держа спину, чтобы не выглядеть слабаком.
…Бывают такие воспоминания, от которых становится стыдно и хочется оправдаться перед самой собой и перед людьми, ставшими свидетелями некрасивого поступка.
К двадцати четырем годам Елена смогла хоть как-то обустроиться в Москве. Наибольший спрос был на продавщиц, и Елена устроилась в продовольственный магазин.
Два раза в месяц она ездила к родителям под Клин, привозила деньги и отсыпалась сутки от усталости на работе и шума в квартире, где снимала комнату у пьющих супругов в престижном районе Чистых прудов.
Супруги Лену по-своему любили. Им было лет по шестьдесят. Родной сын, замучившись воспитывать родителей, напрягся и купил однокомнатную квартиру в Бутове. Наученная горьким опытом, Лена платила за комнату в начале месяца ровно половину, вторую выдавала порционно, при ситуации «трубы горят».
В колбасном отделе магазина ее и нашел Анатолий Витальевич. Несколько раз поговорив с нею, заметив четкость работы, постоянное присутствие на рабочем месте, вежливость и аккуратность, он предложил Елене попробовать поработать
Анатолий Витальевич предложил новое место работы, облокотившись на стеклянную витрину, принимая в пакетике свои обычные полкило сосисок. Сосиски стоили три тысячи рублей за килограмм.
Елена работала в особом магазине. Пенсионеры и люди с доходами «ниже среднего» сюда не ходили. То есть заходили, но ничего не покупали.
Если в обычном супермаркете батон стоил пятнадцать рублей, то здесь отсчет начинался от двухсот. Из обыкновенной белой, слишком мелкой муки хлеб здесь не продавался. Хлеб в ассортименте был только грубого помола, с добавлением отрубей, орехов, семечек и еще чего-то, чего лично Елена тогда себе позволить не могла.
А о ценах на колбасу она как-то рассказала родителям, но они не смогли до конца воспринять их всерьез. Ее родители, как и большинство населения России, могли себе позволить на каждый день вареную колбасу «Докторскую» или, в праздники, сырокопченую по пятьсот. В магазине же с приставкой «Экологический» цена вареной колбаски начиналась «скромно» с тысячи рублей и шла она «влет», потому что недорогая.
А уж колбаса и мясо от животных, выращенных в специальных питомниках, где они вольготно гуляли на пастбищах, где корм только натуральный – травы альпийского предгорья и клевер. Отдельные участки для птицы, где есть солнце, пруды для водоплавающих, мелкие натуральные камушки. Мелкорубленая, опять же экологически чистая, без единого грамма удобрений, трава. И поэтому «птица курица» шла от тысячи рублей за килограмм, утка от трех, лебеди от пяти.
Но кто же возьмет лебедя «кусочком»? Брали цельно. А если с перьями, лапками и шкуркой, которую можно натянуть на готовое блюдо, то цена доходила до пятидесяти тысяч рублей. И они всегда были, лебеди. Хранились в отдельном помещении при температуре «ноль» и раз в три дня их обязательно покупали. На праздники или «по случаю».
Хорошо шла колбаса из конины для мусульман. Цена в пять тысяч не останавливала. На каждом батоне колбасы – для православных, для мусульман, для евреев – стояло особое клеймо той конфессии, которой придерживались покупатели. На продуктах для иудеев – фамилия резника. На мясе для мусульман удостоверение халяльного забоя. С православными было легче, они покупали все.
Холодильник для хранения продуктов представлял собой сейф с многочисленными отсеками, на которых красовались крупные, видные всем надписи: Кашерная, Халяль, Постная, Ассорти.
Продавщиц в магазин набирали по оригинальному методу. Не играла роль внешность, включая параметры фигуры. Выбирали девушек от двадцати до сорока лет, приходивших на собеседование в строгой одежде, в обуви на среднем каблуке, с коротко остриженными ногтями, без агрессивного макияжа и яркого лака маникюра.
Получала Елена ровно в два раза больше, чем мама и папа, оба взятые, на своей чулочно-носочной Клинской фабрике, где мама работала технологом, а папа заведующим складом.
И неизвестно, сколько Елена проработала бы продавщицей на теплом месте, если бы не Анатолий Витальевич.
– А сколько денег вы предлагаете? – решила проявить разумность Елена.
– Да уж побольше, чем ты здесь получаешь.
– А я здесь немало получаю, – обиделась Лена, – я здесь очень даже прилично получаю. И руководство доброжелательное, и график меня устраивает.
– Полторы тысячи евро, – спокойно сказал Анатолий, приняв пакет с сосисками.
– Когда приходить на собеседование? – тут же перешла на деловой тон Лена.
– Я сегодня вечером за тобой заеду, а завтра отвезу на работу.
Досчитав про себя до пяти, Лена внимательно оглядела Анатолия Витальевича. Невысокий, с небольшой плешкой, с красными прожилками на щеках, хорошо одетый, с умным взглядом. «Смогу», – подумала она.
– Заезжайте.
И целый месяц она жила у Анатолия, в его однокомнатной квартире площадью в сто двадцать метров.
Елена стала заведующей АХО, сидела на работе по десять часов и, как и Анатолий Витальевич, работала на износ. Комнатку на Чистых прудах держала на всякий ненужный случай. Пожилые супруги обижались, они божились, когда в редкие моменты были трезвы, что готовы ждать «за просто так», лишь бы Леночка приехала и поговорила с ними, рассказала о своих успехах. Но Лена заезжала на пять минут, отдавала деньги и уезжала в золотое гнездо.
А случай, за который ей было стыдно до сих пор, случился через год.
На выходные они поехали на охоту. Анатолий любил стрелять и, кроме «Соболя» с оптическим прицелом, прикупил помповое ружье двенадцатого калибра. Елена еще смеялась, что патроны к нему были очень похожи на футляры для помады.
Ехали на уток, хотя на всякий случай взяли лицензию и на кабана.
На пути к охотничьему хозяйству они поругались. Они все чаще ругались в последние месяцы. Елена созрела для собственного дела. Елена просила дать денег на уставной фонд, Анатолий денег не дал и в кредите отказал. Елена всю жизнь рассчитывала только на себя и теперь еще больше утвердилась в решении никому не доверять в бизнесе.
…Подмосковье, октябрь, изморозь, сухой травостой в мелком колючем снегу. Минус два и запах сена в морозном воздухе.
В сторожку лесника приехали на пяти машинах. Публика собралась достойная, не бедная. Семь человек бизнесменов, один с женой и двое с любовницами. В одиночку приехал только Григорий, самый богатый человек в компании, который устал от внимания сотрудников и женщин. Через пять минут после знакомства Григорий стал открыто ухаживать за Еленой. Анатолий смеялся, Елена шарахалась от нового ухажера. Елена все еще хотела быть с Толей, но отказ в кредите сильно на нее повлиял. Тогда она впервые заметила на лице Анатолия красные прожилки и его растущий живот.
Сторожка в лесу была на две комнаты, с печкой, с широкими лавками, на которых можно было спать, раскинув спальный мешок. Лавки отвели для женщин, мужчины спали вповалку на дощатом полу.
Питались, как и положено в походе, тушенкой, печенной в углях картошкой, поздними грибами, найденными в лесу, и водкой.
На вторые сутки веселого пития подстрелили двадцать уток. Птица была нагуленная, откормленная за лето на тихих болотах.
Ужин был необыкновенно экзотичен. Бывалые охотники обмазали уток глиной прямо с перьями, затем упаковали в фольгу и запекли в земле, в выкопанной яме, где до этого прогорел большой костер и накалились камни. У готовой птицы шкурка с перьями снималась вместе с глиной и фольгой. Запах готовой утки был изумителен. Да еще свежий воздух, костер, ароматная зелень.
Вечером, когда Толя ухрюкался до беспробудного сна, Григорий предложил Елене посидеть рядом с ним, поболтать, так сказать, пообщаться. Елена не знала, под каким предлогом отказать Грише в желании тесного общения. По счастью, в сторожку пришел лесник, вернее, директор лесоводческого хозяйства. Настроение его было невеселым, и ни водка, ни запеченная дикая птица настроения не подняли.
– Не знаю, как жить будем, – обводя тяжелым взглядом веселящуюся компанию, жаловался лесник. – Лес – он тоже заботы и присмотра требует. Нам, чтобы прожить, елки сажать нужно, кормушки ставить для лосей и оленей, санитарную вырубку проводить, а у нас ни на что денег нет.
– Чего ноешь? – пьяно спросил Григорий. – У тебя золотой слиток в руках, лес в Подмосковье, а ты на безденежье жалуешься. Дай разрешение на постройку коттеджей, сдай в аренду гектаров двадцать. Если тебя так лоси волнуют, так делай что-то.
– А кто у меня лес в аренду возьмет? Строить здесь ничего нельзя, а за потравленные дубы вообще срок можно схлопотать.
– Я возьму! – Григорий широким жестом обвел вечернюю поляну с костром и охотниками. – Ленка, у тебя когда день рождения?
– В декабре.
– О! Так чуть-чуть, пару месяцев осталось. Хочешь подарок? Сашка, дашь мне двадцать гектаров на девяносто лет?
– Дам, – лесник обреченно махнул рукой. – Только не двадцать, а пять, и на девяносто не могу, могу на сорок девять.
– Ленка… – Григорий куражно оглядывался, заранее хвалясь необычным «сувенирчиком». – Так что, хочешь лес в подарок?
– Хочу. – Лена покосилась на деревья, становившиеся с приходом ночи пугающе мощными. – Грибы я собирать не люблю, ягоды покупаю на рынке, но от подарка никогда не откажусь.
Лесника поили до пяти утра. Утром его, не проспавшегося, отвезли в офис и оформили на фирму Елены пять гектаров леса, то есть реликтовой дубовой рощи.
И в тот же день Григорий отвез Елену к себе домой.
Надоела она ему через неделю. Ни он, ни она не могли найти предлога для расставания, и просто в пятницу Елене он отзвонился и попросил не приезжать.
И она вернулась в коммуналку, обрадовав пожилых супругов, которые по случаю ее возвращения ушли в недельный запой.
Елена тогда впервые заложила землю под лесом, получила кредит и вложила деньги в реконструкцию заводских цехов под склады. А Анатолий, погоревав месяц, нашел себе новую заведующую.Прошло десять лет. Земля вздорожала в несколько раз. Теперь есть возможность заработать миллионы, и она эту возможность не упустит.
Елена устало откинулась в кресле.
Под столешницей, пока не видимая никому, средняя пуговица на пиджаке Елены держалась из последних сил. Нитки с утра рвались одна за другой, и осталась последняя.
Елена сладко потянулась, и нитка не выдержала, разорвалась. Средняя пуговица вышла в полет, срикошетила в тумбочку стола, но звук совпал со звуком закрываемой Андреем двери. Оголился розовый живот.
Елена напечатала бумагу с официальной «отмазкой» для мэрии и набрала номер директора.
– Володя, я сейчас тебе на редактуру бумажку занесу, глянь, я тут постаралась вежливо послать экологистов подальше.
– То есть будем строить по старому проекту? – спросил Андрей.
– Будем. Деревьев в Подмосковье много, а свой склад у нас пока один.
Положив телефонную трубку, Елена взяла со стола бумагу и, перечитывая ее на ходу, вышла из кабинета, не замечая, как сильно между разошедшимися бортами пиджака выпирает живот.
Зоя, отвечая на звонок, одновременно сортировала почту с директорскими резолюциями. Мимо нее в кабинет директора одним духом пролетела Елена. Не закрыв за собой дверь, она положила на стол перед Владимиром Самуэльевичем лист бумаги. Директор, разговаривая по телефону, не отрываясь, прочитал бумагу, показал большой палец, одобрив написанное. На Елену он не смотрел, увлеченный телефонным разговором.
Елена стремительно возвратилась к себе в кабинет, «светя» животом.
Зоя с приоткрытым ртом наблюдала за пробежками начальницы. Вставать и выяснять ситуацию ей не хотелось. Она в недоумении почесала ноготком бровку и продолжила разбирать почту.
…В обед очень не хотелось спускаться в буфет. Елена позвонила, и ей в кабинет принесли котлету по-киевски с гарниром, пиццу и двойной кусок вишневого пирога.
Котлету и пиццу Елена съела в пять минут. И сразу после «праздника живота» вспомнила об обещании самой себе сегодня не есть. Она переставила пирог в ящик стола, решив оставить его на вечер, но запах свежей выпечки не давал сосредоточиться.
Выставив его обратно на стол, она взяла ложку и отломила краешек.
В кабинет сначала влетела, а затем постучалась Лидия.
– …Бардак в стране отражается на любой коммерческой структуре, я уж не говорю о бюджетниках. А что мы имеем по налогам? Где они эти невшибенные цифры берут, Лена?..
– Думаю, что не из головы, – жуя, предположила Елена.
Потрясая бумагами налогового управления, Лида села напротив Елены.
– Вкусно пахнет. Кстати, ты как себя чувствуешь? Я после пикника все воскресенье отходила.
Елена достала из верхнего ящика стола вторую ложку и протянула Лидии.
– Держи, присоединяйся. Нормально я себя чувствую, только такой жор напал, ужас. Все воскресенье, даже в салоне красоты, – сплю и ем, ем и сплю. Живот что-то…
Она провела рукой по животу и замерла.
– А я, как только от Вити узнала о «Претензии» из мэрии, сразу поняла, что пипец нашему проекту, – вещала Лида, доедая пирог, не обращая внимания на оцепенение подруги. – Вкусненько… Лена, ты чего застыла? Есть же московская программа по замене земельных участков. Не переживай так сильно…
Зазвонил телефон, но Лена не стала поднимать трубку. Еще раз ощупав себя, Лена посмотрела на пиджак. Двух пуговиц не было. А последняя, та, что под грудью, держалась на одной нитке. Живот торчал подушкой-думочкой.
– Боже мой… Неужели?..
Телефон продолжал звонить. От его назойливого звука обе женщины морщились, но трубку все равно не поднимали, занятые более интересным делом.
Лидия встала, нагнулась над столом, обстоятельно рассмотрела начинающую паниковать Елену.
– А раньше не видно было. Поздравляю. – Она даже потянула к животу указательный палец, но тут же убрала руку.
Елена поморщилась от неприятного звука звякнувшего на шее Лидии золота.
Вошедшая в кабинет Зоя встала рядом с главной бухгалтершей.
– Елена Николавна, вы чего трубочку не берете? О! Еще больше стал.
Елена ошеломленно воззрилась на Зою.
– Ты раньше заметила?
Пожав плечами, Зоя поясняла, как оправдывалась.
– Прямо с утра. Но он был… компактнее. А что стряслось? Чего он растет?
Интересно было смотреть на Лидию. Ее глаза сверкали совсем не сочувствием.
– А ты вроде бы не говорила, что беременна?
Уловив настроение Лидии, ее любопытствующий интерес, Лена захотела остаться одна, разобраться… Положив руки на голый живот, она пыталась руками услышать, что там, внутри ее.
– Я… я не могу пока объяснить… Вы, девочки, идите… Мне позвонить надо, проконсультироваться…
Как бы опамятовавшись, Лидия встала.
– Действительно, в бухгалтерии дел невпроворот. Ты, Лен, не волнуйся, трепаться не буду. За пирог спасибо.
Два раза обернувшись, Лидия вышла из кабинета. Но Зоя стояла, не шелохнувшись.
– С ума сойти. Болит?
Убрав руки с живота, Елена поправила пиджак, но полы его не сходились, сколько она ни тянула ткань.
– Нет, кажется. Может, маме в Клин позвонить?
Почувствовав себя более уверенно, Зоя оперлась обеими руками на стол начальницы и наклонилась к Елене.
– Мне кажется, не стоит. Представляете реакцию родителей? Будете паниковать втроем с одинаковым результатом.
– А что делать-то?
– Советую в больницу, – очень серьезно посоветовала секретарша. –
Решительность и уверенность Зои в своих действиях подействовали на Елену.
– Да, придется в больницу. – Посмотрев на живот, который медленно и безболезненно увеличивался, она перевела взгляд на Зою. – А чем прикрыть?
Она примерила к животу папку, затем портфель. Ни то ни другое живот не заслоняло.
– Есть идея. – Зоя выпрямилась. – Секундик, Елена Николавна, я сейчас.
Она быстрым шагом вышла из кабинета, не закрыв за собой дверь. До Елены доносился стук дверец шкафов, тихое бормотание Зои: «Да где же ты, куда пропал?» Вернулась Зоя в кабинет улыбающаяся, с бежевым мужским плащом в руках и своей сумочкой.
– Директорский, безразмерный. С осени в шкафу висит. Володя, то есть Владимир Самуэльевич, похудел и купил себе новый, а этот на всякий случай оставил. – Зоя накинула на плечи Елены плащ. – Вот он и настал, тот «всякий бякий случай». Надевайте и едем.
– А Володя? Его предупредить надо, Лиду.
– Позже. – Зоя достала из своей сумочки зеркальце, поправила помаду. – Наврем по телефону о важных переговорах. Я еду с вами для солидности. Едем?
– Едем… – Елена надела плащ, прихватила портфель, встала. – А может, сразу в дурдом?
Веселый молодой врач ходил вокруг каталки с пузатой Еленой.
– Дурдом, честное слово. Вчера, говорите, не было?
Елена посмотрела на узоры разбитого кафеля на стенах приемного отделения. Ей надоели дурацкие вопросы и свои не менее дурацкие ответы.
Сначала их слушали невнимательно, привычно записывая результаты давления, температуры, внешнего осмотра. Но когда Елена и Зоя заявили о том, что живота вчера не было, Лену стали осматривать с особым пристрастием. Вызвали для консультации психиатра, он обещал подойти часа через два.
Елену и Зою отвели в отдельный бокс и передали карту гинекологу.
Врач выслушал Елену, не перебивая и не удивляясь. В карту он записал код диагноза «родовая горячка», поставил знак вопроса и при дальнейшем обследовании смотрел большей частью не на пациентку, а на Зою в короткой оранжевой юбке, закинувшую ногу на ногу.
Елена, привыкшая к повышенному вниманию к своей персоне, пощелкала пальцами перед глазами врача.
– Эй, доктор, я здесь, а там моя секретарша. Так что у меня?
– Ребенок, дамочка, у вас шевелится. Может, вы забыли что? Не мог же плод за два дня сформироваться! – И он опять обернулся на Зою.
Зоя развела руками, показывая искреннее недоумение, качнула ножкой.
– В пятницу и субботу живота не было, за этот факт отвечаю. В воскресенье Елену Николаевну не видела, а сегодня утром он уже немножко был. К обеду вырос больше.
– Угу, угу, – соглашался врач. – Часто болеете?
Выдохнув воздух, Елена вслух досчитала до десяти.
– Я, доктор, вообще не болею. Во всяком случае, последние лет пять или семь.
– Угу, угу, – делал понимающее лицо доктор. – А в психоневрологическом диспансере с какого года наблюдаетесь?
– Ни с какого, – начала заводиться Елена. – Я нормальная, это ситуация ненормальная.
– Но прошу заметить, – доктор откровенно залюбовался Зоей, сожалея о ее легком помешательстве. Он достал стетоскоп и, сделав особо серьезное лицо, еще раз прослушал живот. – Сердцебиение у плода ровное. Ваше, Елена Николаевна, тоже в норме.
– Вот спасибочки вам, доктор, утешили. Срок какой у этого? – Елена показала пальцем на живот.
– Срок поджимает. Вполне можно госпитализировать. – Заглянув в карту, он пробурчал: «Ага, психиатра назначили, отлично». Он преувеличенно ласково, как безнадежному больному, улыбнулся Елене: – Вы меня здесь подождите немного… я это… проконсультируюсь.
Как-то бочком-бочком врач вытиснулся из бокса приемного отделения, и стали слышны его быстрые шаги, спешащие за консультацией совсем не в гинекологическое отделение.
Поерзав на каталке, Елена поморщилась.
– Зоя, я в туалет хочу.
– По-маленькому? – с надеждой спросила Зоя.
– Нет, совсем по-другому.
Зоя встала с банкетки, уронив на пол директорский плащ. Взяв руку Елены, она гладила ее и говорила тем же «врачебным» голосом, каким общался с нею молодой и поначалу веселый доктор.
– Нельзя, Елена. И по себе знаю, и по рассказам многих, как раз перед родами «приспичивает». Но это ложный симптом. На самом деле пора рожать.
– Зоя, ну хоть ты-то должна мне верить. Какие роды? У меня за последние полгода был один мужчина, и то в эту субботу и понарошку. Не могла я забеременеть, не могла.
Перестав гладить руку, Зоя стала гладить Лену по голове.
– Но доктор тоже не последний дурак. Если у вас внутри, в животе, бьется сердце, значит, там кто-то растет.
– Какой ужас. Зоя, я очень хочу в туалет. Помоги встать, пожалуйста.
Неуклюже спустившись с каталки, Елена схватилась за живот. Она направилась к туалету без двери, как и положено в приемном отделении, но остановилась.
Подбирая с пола директорский плащ, Зоя сильно нагнулась, и из-под короткой оранжевой юбки особенно контрастно стали видны черные трусики в белый горошек с кружавчиками.
Кряхтя от непривычно большого и тяжелого живота, Елена зашла в туалетный отсек и устроилась на унитазе и оттуда «нейтральным» голосом спросила:
– Сколько стоят твои классные трусишки?
Отмахнувшись от каприза, не имеющего отношения к происходящему священнодейству, от внезапно беременной женщины Зоя подошла ближе.
– Ничего не платила, подарок. Ну, как там?
Елена прислушалась к себе, Зоя прислушалась к Елене. Обе сосредоточенно слушали больничные шумы, журчание воды в туалете.
Уже четыре часа подряд Елена была сосредоточена на функциональных особенностях своего тела. Подобная ситуация была ей непривычна. Обычно ее организм работал без сбоев. Неожиданно внизу живота возникла тянущая, пугающая боль.
Лицо Елены скривилось, взгляд стал беззащитным. Зоя, не забывшая ощущения пятилетней давности, когда она сама несколько часов рожала Димочку, начала сочувствовать Елене в десять раз больше.
– Крепись, Елена, – и она, нагнувшись, погладила начальницу по плечу.
– Ой… Ой-ой… Зоя-а, ой!
И тут Елену скрутило. Тупая боль тянула булыжником в тонну, находящимся в… там, где надо находящимся. Елена услышала неприятный воющий звук, звук шел из нее. Это она выла! И звук постепенно нарастал. В той же тональности начали гудеть канализационные трубы.
Перепугавшаяся Зоя металась по боксу, не зная, что делать.
– Эй, Елена Николавна! Лена! Ты подожди! Я сейчас… я за врачом!
– Не могу-у-у… – продолжала гудеть Елена.
Ее начало трясти. Она расставила руки, упершись в стены узкого туалета, и завыла белугой, не стесняясь материться и причитать: «Да кто же меня так подставил, да за что мне это несчастье!»
Трубы гудели все сильнее, за окном начала орать сигнализация легковых машин, а за ними машина «Скорой помощи», у которой завертелся синий фонарь на крыше.
Елена дошла в своих воплях до утверждения, что она сейчас, немедленно умрет и пусть будут все, мягко говоря, несчастливы в личной жизни, кто втянул ее в мистическую непонятку.
Живот Елены тем временем уменьшался, боли смягчились и стали реже. Она продолжала по инерции подвывать, но уже тише. Зоя подбежала к Елене, потянула ее за руку.
– Держись, Елена, держись! Все бабы через это проходят.
Внезапно гудение труб, хрюкнув напоследок, прекратилось.
Сев прямее на унитазе, Елена ощупала живот. Он опал, опал до прежних размеров и не обвис ни на сантиметр.
Осторожно встав, Елена натянула трусики и оглянулась…
Зоя подошла ближе.
– Да вы не стесняйтесь, все мы люди, все мы писаем, а иногда и рожаем… некоторые. Та-а-ак.
Обе женщины склонились над пахнущим хлоркой унитазом. В нем журчала чистая водичка.
– И ни былиночки, ни травиночки, ни кровиночки, – прокомментировала секретарша.
– Типун тебе на язык, Зоя.
– Я, Елена Николавна, со знанием дела говорю. Роды без следов не проходят. Где оно, ваше чудо из чудес?
– А я почем знаю? – возмутилась Елена.
Водичка продолжала бодро бежать в чистейшем унитазе. Ни рядом, ни за ним посторонних «предметов» тоже не наблюдалось.
– Но живот-то был? – не успокаивалась Зоя. – Был. Сердцебиение прослушивалось. Ну и где?
– В гнезде… – Вздохнув, Елена ощупала себя. – Как хорошо без живота-то.
– С облегчением вас, Елена Николавна, – чуть повысила тон голоса Зоя.
– Ага, – Лена не услышала насмешки.
Сев на банкетку, она оглядела медицинский бокс, пол, каталку. Отъезжающую «Скорую» за окном. Еще раз ощупала себя.
Осмелившись, Зоя протянула руку и тоже потрогала живот начальницы.
– С ума сбрендить.
Увидев портфель, Лена открыла его, начала копаться во внутренностях.
– Зоя, короче, ничего не было и не должно было быть. У тебя есть булавка?
– Откуда? Я в офисном костюме и без сумочки.
– Понятно. Господи, ну хоть один договор может быть со скрепкой, а не степлернутый?
– Только не наш. – Зоя строго посмотрела на начальницу. – У меня все под степлером и состыковано миллиметр в миллиметр.
– Иногда идеальность идет во вред. А мне нужна скрепка, хочу пиджак скрепить. Вот! Смотри, экологисты свой проект подсунули с огромной скрепкой. Видишь? – Елена показала Зое левый верхний угол проекта. – Нормальный степлер его не взял.
Сняв скрепку, Елена попыталась проколоть плотную ткань пиджака, но у нее плохо получалось. Ткань держалась противотанковой броней.
– Давайте помогу.
Перехватив скрепку, Зоя растянула край обшлага.
– Держите вот так, я проткну.
В натянутую ткань с противным скрежетом воткнулась скрепка. Сначала с одной стороны пиджака, затем с другой. Поправив пиджак, Елена взяла с банкетки портфель и официальным тоном заявила:
– Все! Я поняла. Ничего необычного сегодня не было. – Разочарованный взгляд Зои ее не смутил. – Типичная ложная беременность… И пошли отсюда.
Зоя продолжала стоять.
– Я, Елена Николавна, что-то читала о ложной беременности, и протекает она как-то не так… – Поймав начальственный взгляд Елены, она заспешила: – Ну, не важно, действительно, пора отсюда сматываться…
Сложив директорский плащ и оправив юбку, она выглянула в коридор. В дальнем конце маячил курящий охранник в черной форме.
– А как мы уйдем, нас выпустят?
– Конечно, нас выпустят. Кому мы нужны?.. – Достав из портфеля косметичку, Елена вынула из нее двойное зеркальце и оценила выражение своего лица. Кислое… но сойдет. – Главное, Зоя, у охранников не просить разрешения, иначе примотаются и начнут душу тянуть. Делай параллельное лицо и пошли твердым шагом. Ты чего такая… сосредоточенная?
– А вы представьте… – Зоя надела на себя директорский плащ. – Сегодня случилось такое, что не с каждым человеком случается, а я даже никому рассказать не смогу, примут за сумасшедшую. Вот мучение-то.
– Очень тебя понимаю. – Елена, стоящая в дверях, всмотрелась сначала в сторону выхода, затем в противоположный конец коридора. Оттуда спешил молодой гинеколог с каким-то пожилым дядечкой врачебной наружности, а за ними семенила крепкая медсестра с самым решительным видом. – Ахтунг, Зоя! Делаем ноги, за нами идут.
– Секундик! – Зоя запахнула плащ и подвязалась поясом. – Вас доктор помнит только с одной стороны, так сказать, с центральной, а меня разглядел с ног до головы. Теперь идем.
В коридоре приемного покоя на десятках стульев сидела очередь больных и их родственников, суетились медсестры, врачи, медбратья со «Скорой» и лаборанты. Пройти сквозь них не составило труда.К корпусу очень удачно подъехал частник, привезший торопливого посетителя, и Елена, быстро открыв дверцу, села на заднее сиденье.
– Я сегодня закончил, дамой эду, – объяснил водитель с чудовищным акцентом и даже показал руками, куда именно он собрался.
Зоя села рядом с Еленой и улыбнулась гастарбайтеру.
– Штука, – сообщила Елена, и шофер, плохо знающий русский язык, тут же ее понял. – Зоя, ты будешь возвращаться на работу?
– Я? Да вы что, Елена Николаевна? Время половина пятого, мы по московским пробкам приедем только к шести. И вы думаете, я после всего этого больничного цирка смогу нормально работать?
– Я бы вернулась в «Шанс», – задумчиво сказала Елена и увидела недружелюбный взгляд Зои. – Да ладно, сегодня поработаю дома. Тебе куда ехать?
– В детский сад, – радостно выдохнула Зоя, – на Дмитровское шоссе.
– Шеф, так вы как, свободны? – Лена знала, за какие деньги работают водители, и не сомневалась в результате.
– Уже эдем, – ответил водитель, разворачивая машину.
– Только заскочим на Маяковку, я там выйду, – уточнила Елена.
– Взлэтаю, – пообещал водитель и нажал на газ.
Посмотрев в окно автомобиля на бритый затылок «бомбилы», на сосредоточенную Елену, Зоя решала, к месту или нет высказать сейчас свою догадку. Начальница выглядела несчастной, и она решилась.
– Знаете, Елена, мне кажется, на вас порчу наслали. Могу помочь, у меня мать ведьма. – Зоя улыбнулась. – Не шучу.
– Верю. – Елена поправила на коленях портфель. – Но не надо, здесь совсем другое.
– А то звоните, она подскажет…
– Спасибо тебе большое за участие и сочувствие, – шепнула Елена.
– Да на здоровье, Елена Николавна. Только странно…
– Что? – напряглась Елена, услышав в голосе секретарши непонятную интонацию.
– Странно. – Зоя как могла радушнее улыбнулась. – Мне казалось, что экстремальные приключения случаются совсем с другими людьми, не с такими, как ты… как вы.
Они обе рассмеялись и продолжали нервно смеяться, поглядывая друг на друга.
Обеспокоенный водитель несколько раз обернулся на них. Ему было непонятно, почему две необычайно эффектные женщины, севшие к нему на территории больницы, где большинству людей не до смеха, ржут, как две ослицы на узкой тропке в горах.
– Тебе казалось… – посерьезнела Елена. – А я так была абсолютно в этом уверена… Да если бы ты знала… – Она нахмурилась. – Если бы ты знала, что предшествовало моей беременности. Просто лесная небылица.
– Маяковка, – нараспев объявил водитель. – Вылезать буд э шь?
– Буду. – Передав Зое тысячу, Лена вышла на шумном Садовом и прошла мимо старинных домов в сторону Патриарших, к своему элитному жилищу.
Войдя в подъезд, она внезапно остановилась в просторном холле с мраморным полом. Елена не часто здесь бывала, попадая на свой этаж напрямую из гаража.
Кованые перила отделаны дубом. По бокам мраморной лестницы красовались две колонны и несколько деревцев, названий которых она не знала. Даже секция для консьержа и охранника выглядела кабинетом высокого уровня.
«У нас красивый дом, – подумала Елена. – Кто же у меня был, мальчик или девочка?»
– Елена Николаевна, вам плохо?
Рядом стоял консьерж, за десять лет работы в доме наевший двадцать лишних килограммов, и участливо заглядывал в глаза.
– Нет, нет. – Она пошевелила пальцами успокаивающим жестом. – Я приехала из налоговой инспекции, возникли некоторые разногласия, вот и задумалась.
– А-а-а, – понимающе протянул консьерж. – Конечно. Там же звери. Павел Тарасович из двенадцатой квартиры после сдачи налоговой декларации слег с инсультом. Но сейчас ничего, бегает.
– Очень за него рада. – Елена нажала на кнопку вызова лифта. – До свидания.
– Всего хорошего. – Консьерж официально шаркнул ножкой, сохраняя чувство собственного достоинства и служебного почтения.
Зоя позвонила маме из машины. Мамино «алло» было трезвым.