Волшебник не в своем уме
Шрифт:
И зачем только этот старый олух спрашивает, когда и так все понятно? Но тут Джанни понял, что только так старик мог хоть немного успокоить Лудовико, подбодрить его.
— Кон... кондотьеры! — выдохнул Лудовико. — Сти... Стилеты! Их было... слишком много... Мы не могли отбиться... но...
— Но все же сразились с ними, — понимающе кивнул Антонио. — Они забрали в плен ваших работников, а вас избили.
— Работники... бежали! — с трудом выговорил Лудовико. — Приказчики... домой!
— Побежали домой, чтобы защитить своих жен и детей? — кивнул и нахмурился Антонио. — Конечно. Ведь не
— Мы... сражались! — возразил Лудовико. — Арбалеты... вон... — Он кивком указал на разбитый арбалет, и Джанни поежился при мысли о том, с какой жестокостью обрушились кондотьеры на стариков, дерзнувших сразиться с ними.
— Они... решили... мы мертвые, — прохрипел Лудовико. — Слышал... как они говорили.
— Ну будет вам, будет, — успокоил его Антонио. — Вам надо прилечь, отдохнуть.
Он бросил на Джанни многозначительный взгляд, и тот, поняв старика, снял плащ и, свернув его, превратил в подушку.
— Не... надо лежать! — запротестовал Лудовико и с трудом поднял руку. — Говорить! Надо... рассказать! Они... говорили... про... про то... что им... платит господин!
— Да-да, я понимаю, — заверил его Антонио. — Вы слышали, как кондотьеры говорили о том, что их нанял какой-то дворянин. Это понятно, об остальном нетрудно догадаться. Принеси воды, Джанни.
Джанни быстро принес и открыл бурдюк с водой. Антонио влил немного воды в рот синьора Лудовико. Купец закашлялся, попытавшись сказать что-то еще, но в конце концов отказался от этой попытки и стал пить. Вкус чистой свежей воды, похоже, лишил его последних сил, и он повалился на руки Антонио.
— Как его рана? — заботливо спросил Джанни.
— Ее надо промыть, — вздохнул Антонио. — Постарайся расстегнуть его рубаху, Джанни, но как можно осторожнее.
Это по крайней мере для Джанни было не ново. Он бережно, аккуратно расстегнул рубаху и отвел ткань от раны. Ткань уже успела пропитаться запекшейся кровью, но Лудовико, похоже, боли не заметил. Джанни, едва касаясь раны кончиками пальцев, потрогал ее, борясь с дурнотой.
— Рана большая и глубокая.
— Значит, его ранили мечом, да еще и крутанули в ране, — кивнул Антонио. — Проткнуто легкое, но сердце не задето. Он может выжить. Но все равно рану надо промыть. Вылей на нее немного бренди, Джанни. — Обратившись к Лудовико, он добавил: — Будет больно, потерпите, надо потерпеть.
Джанни выждал несколько секунд, дабы убедиться в том, что Лудовико услышал предупреждение Антонио, но больше ждать не стал, чтобы Лудовико не успел ничего возразить, и, наклонив флягу, вылил на рану немного спиртного. Лудовико громко вскрикнул и стиснул зубы. Увидев, что Джанни закрывает флягу пробкой, он облегченно вздохнул.
— Прибери тут рядом с ним, — распорядился Антонио. — Будет лучше, если мы не станем его трогать.
Джанни нахмурился.
— Но кондотьеры...
— Они сделали свое дело и ушли. Для того чтобы узнать о прибытии в город новых товаров, им нужно было бы оставить тут дозорных, а зачем им оставлять дозорных там, где они уже побывали? Мы туг в полной безопасности, Джанни, как в бастионе. Распорядись, чтобы наши люди постарались загасить пожар. За этими стенами мы еще сможем найти приют.
Джанни
Антонио вышел из-под навеса и уселся рядом с Джанни у костра.
— Он уснул?
Антонио кивнул.
— Боюсь, как бы он не уснул вечным сном. Рана сама по себе не убьет его, но он потерял много крови, и много крови вылилось в легкие. Он очень тяжело дышит.
— Хорошо, хоть дышит, — вздохнул Джанни и, отвернувшись к кипящему котелку, помешал варево. — Как думаешь, неужели и вправду кто-то из благородных господ мог натравить шайку Стилетов на город?
— Нет, — покачал головой Антонио. — Я так думаю, что синьор Лудовико просто слышал, как кондотьеры говорили о новом сражении и о том, кто им выложит плату за него.
Джанни кивнул.
— Шайка Стилетов в последнее время дралась за Рагинальди, но уж больно далеко они ушли от Туманолы.
Антонио пожал плечами.
— Когда нет работы, наемные воины мародерствуют. Нужна им была еда — так они явились сюда и забрали зерно из амбаров Лудовико, а заодно прихватили шерсть и хлопок со складов. И драгоценные камни, само собой.
— Так что же нам теперь, с ними торговать? — возмущенно хмыкнул Джанни.
— С наемниками торговаться можно только тогда, когда от них тебя отделяет толстая крепостная стена, — горько усмехнулся Антонио. — Заговоришь с ними сейчас — так они отнимут у тебя все отцовские товары, да еще и жизнь в придачу, если сильно разозлятся. — Он отвернулся и сплюнул. — Жалко, что Рагинальди заключил союз с Ботеззи. Теперь их наемные псы залягут у стен Реновы и не пропустят туда ни одного честного человека.
— Союз этот был заключен не с легким сердцем, как я слышал, — уточнил Джанни. — И мигом распадется, как только воины найдут себе новую работу.
— Славно было бы, если бы так оно и вышло, — вздохнул Антонио. — Когда солдаты воюют на поле, это скверно, спору нет, но хотя бы их можно увидеть да обойти стороной.
— Ренова и Туманола — самые укрепленные города на востоке Талипона, — сказал Джанни. — Так что на сражение можно где угодно напороться.
— Это верно, но хотя бы войско должно тут держаться, поблизости, дабы делать вид, что сражаются за своих господ и недаром плату получают. Не грабят бедных крестьян и честных торговцев. Безработные солдаты превратили бы весь остров в бесовское поприще.
Он не сказал, что сами солдаты — бесы, но Джанни верно его понял.
— А не может быть так, чтобы какие-то дворяне послали воинов ограбить Аччеру в наказание за какую-то выдуманную обиду?
Антонио пожал плечами.
— Кто их знает, этих дворян. Они способны обидеться на что угодно и велеть своим слугам отомстить за обиду.
— Вот-вот, и с наемниками-кондотьерами тоже ни о чем нельзя судить наверняка, — подхватил Джанни. — Покуда им платят, они — это войско, а когда не платят — они разбойники, хуже любой шайки с большой дороги.