Волшебник. Набоков и счастье

Зангане Лила Азам

«Город был недавно отстроен, или перестроен, посреди плоской долины на высоте семи тысяч футов над уровнем моря; мне хотелось, чтобы он скоро надоел Лолите; тогда мы покатили бы в Южную Калифорнию, направляясь к мексиканской границе, к баснословным заливам, к сагуаровым пустыням и фата-морганам». – Лолита [ССАП. Т. 2. С. 293].

«…И вкус травинки, которую я жевал, смешивался с кукованием и со взлетом бабочки…» – Память, говори [ССАП. Т. 5. С. 503].

«Большая керосиновая лампа на белом лепном пьедестале плывет по сумеркам. Она приближается – и вот,

опустилась. Рука памяти, теперь в нитяной перчатке лакея, ставит ее посредине круглого стола». – [Там же. С. 397].

«Легчайшее облако как бы раскрывало объятия, постепенно близясь к более основательной туче, принадлежавшей к другой, косной, лазурью полузатопленной системе». – Лолита [ССАП. Т. 5. С. 373–374].

«Взглянем на трюки акробатической гусеницы (буковой ночницы), которая в младенческой стадии походит на птичий помет, а во взрослой, после линьки, обзаводится членистыми, словно у перепончатокрылого, придатками и другими затейливыми особенностями, позволяющими удивительному созданию играть двойную роль…» – Память, говори [ССАП. Т. 5. С. 420].

«К тому же зима эта выдалась на редкость суровой, снегу навалило много, как раз столько, сколько Mademoiselle и думала, верно, найти в гиперборейском мраке далекой Московии». – [Там же. С. 395].

«Слово, обозначающее в моем словаре радугу – исконную, но явно мутноватую радугу, едва ли произносимо: kzspygv». – [Там же. С. 339].

…«черничное k», «грозовая туча z», «смесь лазури и жемчуга s», «незрелое яблоко p», «ярко-золотистое y», «густой каучуковый тон g», «розовый кварц v»… – [Там же].

«…У меня не имелось… ничего, кроме одной символической лампочки в теоретически ослепительной люстре мадемуазелиной спальни, дверь в которую, по решению нашего домашнего врача (привет вам, доктор Соколов!), оставалась слегка приоткрытой. Без этой сверкливой вертикали (которую детские слезы умели преображать в ослепительные лучи сострадания) мне было бы не к чему прикрепиться в потемках, где плыла голова, а рассудок изнемогал в травестийной агонии». – [Там же. С. 405].

«Вглядываясь в имевшую очертания человечьей почки клумбу (и замечая розовый лепесток, одиноко лежащий на суглинке, и крохотного муравья, исследующего его обмахрившийся краешек) или разглядывая смуглую талию березового ствола с ободранной каким-то бездельником бумажной пестрядью бересты, я действительно верил…» – [Там же. С. 505].

«…Моей Лолиты, когда та, бывало, ко мне заглядывала, в своих милых, грязных, синих штанах, внося с собой из страны нимфеток аромат плодовых садов; угловатая и сказочная, и смутно порочная, с незастегнутыми нижними пуговками на мальчишеской рубашке». – Лолита [ССАП. Т. 2. С. 116].

«…Красочное пятно, образ-рана, остающаяся от удара, который только что потушенная лампа наносит пальпебральной ночи» [the colored spot, the stab of an afterimage, with which the lamp one has just turned off wounds the palpebral night]. – Память, говори [Ср. в переводе С. Б. Ильина: «…красочная рана продленного впечатления, которую наносит, прежде чем пасть, свет только

что отсеченной лампы». – ССАП. Т. 5. С. 337–338].

«…Что на чувствах Демона сказалось странноватое „инцестуальное“ (что бы сие ни значило) наслаждение… когда он впивал и нежил, и ласково размежал, и растлевал недопустимыми к упоминанию, но обольстительными приемами плоть (une chair), принадлежавшую сразу и жене и любовнице: сплетенные и просветленные прелести единоутробных пери, Аквамарины единой и двойственной: мираж в эмирате, самородный смарагд, оргия эпителиальных аллитераций». – Ада [ССАП. Т. 4. С. 28–29].

«…Когда эта жемчужная речь журчала и переливалась…» – Память, говори [ССАП. Т. 5. С. 409].

«…Я все-таки нашел ныне совершенное соответствие v – „розовый кварц“ в „Словаре красок“ Мерца и Поля». – [Там же. С. 339].

«…Колоссальный письменный стол, на обитой черной кожей пустынной глади которого одиноко лежал огромный кривой нож для разрезания бумаги, подлинный ятаган желтоватой кости, выточенный из бивня мамонта». – [Там же. С. 373].

«Интерес, который проявляли к нему совершенно незнакомые люди, мнился ему результатом темных интриг, несказанно опасных (красивое слово – интрига… сокровище в пещере)…» – Николай Гоголь [ССАП. Т. 1. С. 446].

«У него были прекрасные манеры, мягкий нрав, незабываемый почерк – сплошные шипы и колючки (подобный ему я видел только в письмах одного сумасшедшего, которые, увы, получаю, начиная с благословенного 1958 года) – и неограниченный запас похабных историй (которыми он потчевал меня sub rosa, говоря мечтательным, бархатистым голосом и ни разу не прибегнув к грубому выражению)…» – Память, говори [ССАП. Т. 5. С. 460].

«…Махаон июня 1906-го еще оставался личинкой, прилепившейся к какому-то зонтичному, росшему у дороги…» – [Там же. С. 418].

«Я знал, что у истеричных нимфочек температура поднимается до фантастических градусов, – даже выше той точки, при которой обыкновенные люди умирают; и я бы ограничился тем, что дал бы ей глоток горяченького глинтвейна да две аспиринки да губами впитал бы жарок без остатка, ежели бы по тщательном осмотре прелестный отросток в глубине мягкого нёба, один из главных кораллов ее тела, не оказался совершенно огненной». – Лолита [ССАП. Т. 2. С. 293].

Глава XIV

«Вообще же он был пессимист и, как всякий пессимист, человек до смешного ненаблюдательный…» – Подлец [ССРП. Т. 2. С. 522].

…«самую суть вещей»… – Martha Updike, Lib'eration , 31 августа 1976 г. [Бойд 2. С. 207].

«Я знаю больше, чем могу выразить в словах, и то малое, что я могу выразить, не было бы выражено, не знай я больше»… – Strong Opinions. P. 38.

…«как одному сумасшедшему постоянно казалось, будто все детали ландшафта и движения неодушевленных предметов – это сложный код, комментарий по его поводу и вся вселенная разговаривает о нем при помощи тайных знаков». – Николай Гоголь [ССАП. Т. 1. С. 446].