Волшебные истории
Шрифт:
Каборга расстроенно замолчал.
— Хозяин, не стоит так убиваться, — сказал осторожно ключник. — Ведь у нас не хуже других. Все-таки и Хрустальное зеркало, и Черная сфера, где-то и Золотой шлем должен быть...
— Толку? — вздохнул мальчик. — Ты вот даже не знаешь, где она, твоя Черная сфера.
— Она не моя, — перепугался ключник. — Не надо так говорить, хозяин. У меня только ключи от подвалов, где она... Должна быть, в общем.
— И что? Ты хочешь сказать, что раз она есть — допустим, что есть, — то и порядок? Больше ничего не нужно? Не-е-ет, все-таки я
Ключник ковырял сапогом каменную кладку двора. Каборга поднялся.
— Все! Ухожу.
Взрослые вздрогнули.
— Сдаваться? — тихо спросил советник.
— Пока нет. Сдаться, до утра, я еще успею. Пока пойду к себе и буду думать.
Он встал и поплелся к восточной башне. С полдороги он горестно обернулся, оглядел двор, тяжело вздохнул, добрел до дверей и скрылся.
* * *
Каборга поднялся в свой кабинетик, обустроенный под крышей восточной башни. Башня была невысокой, но Замок стоял на холме, и из окна открывался замечательный вид. Каборга любил усаживаться на подоконник (запустив зубы в булочку), рассматривать окрестности и о чем-нибудь думать. Сейчас он прямиком направился к подоконнику, уселся, прислонившись спиной к косяку, и принялся соображать. День клонился к закату, до позорной смерти оставалось все меньше и меньше времени.
— Нужен какой-то ход, — бормотал мальчик, оглядывая кромку гор на востоке. — Какой-то неожиданный ход. С такими помощниками, — он фыркнул, вспомнив жующего ключника, — нас этот Шара... Кто он такой, вообще? Вмиг покрошит в свои крошки. Нужен ход, нужен ход...
Мальчик соскочил с подоконника и стал расхаживать взад-вперед. Старые половицы скрипели. Походив с минуту, Каборга уселся за столик, открыл верхний ящик. Там лежала записка, которую несколько дней назад ему подбросил Магистр. Каборга в двадцатый раз развернул ее:
«Мой мальчик. Я уже стар. Меня больше не интересуют заклятья и заклинания. Я устроил в Замке все, чтобы ты мог спокойно хозяйствовать. У тебя есть Хрустальное зеркало, у тебя есть Черная сфера, у тебя есть еще кое-что — всего этого тебе хватит. А я уже стар. Мной утрачен интерес к преодолению чисто технических трудностей (свойственный специалистам более молодого возраста). Я уже ощутил всю условность конкретного ремесла и прикладного знания. Меня все сильнее тянет к содержательному естествознанию. Так, вероятно, происходит со всеми стареющими волшебниками, у которых пропадает технический азарт, уступая место стремлению к сути вещей, к обретению ясности, к углубленному проникновению во что-то, лежащее на грани логического и чувственного. Я ищу Чистого Знания».
— Содержательное естествознание, — застонал мальчик, обхватив руками лохматую голову, которая последние полчаса так гудела, будто ее засунули в колокол. — Как мне, во имя этого Чистого Знания, запустить Хрустальное зеркало? Как с него хотя бы чехол снять, а? Хотя бы показать этому злодею Шаре, что у нас тоже Хрустальное зеркало есть. Что голыми руками нас не покрошишь. Что мы не такая деревня. Ты хоть бы разок
Каборга перебрался на подоконник и сидел там до тех пор, пока не стало смеркаться. Наступал замечательный тихий вечер. Восточное небо темнело, становилось холодно-глубоким. Закатное солнце ясно сияло на снежных вершинах. Кричали какие-то птицы, и звонкий звук доскакивал издалека — такой же холодный и свежий, как воздух осеннего вечера.
Каборга слез с подоконника, подошел к столу и открыл другой ящик. Там лежала огромная книга, заложенная многочисленными закладками. Он бухнул ее на стол, достал из шкафа свечу, засветил, нашел нужную страницу и начал читать, водя пальцем по строкам. Через четверть часа он с облегчением захлопнул книгу и вернул в ящик.
— Великий и светлый, — хмыкнул Каборга, вставая из-за стола, потягиваясь и кряхтя. — Ему только учебники сочинять. Он сам, интересно, хоть раз прочитал что начиркал? — мальчик вышел из кабинета и хлопнул дверью. — Если так пишут светлые и великие, чего ждать от темных и невеликих?
В прихожей он надел куртку и спустился в стражницкую. Там было пусто — только осколки кувшинов валялись в подсыхающих лужицах эля.
— Ненавижу, — произнес Каборга без выражения, оглядывая плацдарм попойки.
Он выбежал из стражницкой и направился в оружейную, где жили Тукка и Тургубадук.
— Да что же это такое, — убивался он, пересекая двор, над которым сверкали первые звезды. — На самом деле, что ли, пусть приходит, порежет всех тут и покрошит? Другого выхода, видимо, нет.
В оружейной, среди мятых щитов и кольчуг, уже отходили ко сну уставшие, но донельзя счастливые Тукка и Тургубадук. Они так натрудились за длинный сегодняшний день, обучая неумелую молодежь колоть и рубить, что даже не стали перед сном драться. Отсутствие кровоподтеков на круглых физиономиях определенно значило, что времена наступают иные.
— Тукка! — мальчик подошел к головорезам, которые ворочались в мятом железе, устраиваясь поудобнее. — Тургубадук!
Те разлепили глаза.
— Подъем! Нужно ехать.
Тукка и Тургубадук озадачились. Они сонно глядели на хозяина, который, уперев руки в бока, сурово возвышался над ними.
— Подъем, говорю!
— Подъем? — не понял Тукка.
— Ехать? — не понял Тургубадук.
— Подъем! Ехать!
— Ну-у, хозяин! Какой подъем? Спать пора, мы уже спать собрались, — заскулил Тукка.
— Ну-у, хозяин! Куда еще ехать? Темно ведь уже! — заныл Тургубадук.
— По важному делу, — сообщил терпеливо Каборга.
— Какие дела, спать ведь пора, — скулил Тукка.
— Какие дела, темно ведь, — ныл Тургубадук.
— Ага. Значит, вам уже неинтересно кого-нибудь заколоть? Кому-нибудь отрубить голову? Вы, значит, тоже покрылись пометом, как весь этот Замок? Значит, вам хочется, чтобы нас порезал в обрезки и покрошил в крошки страшный Шара?
Тукка и Тургубадук насторожились.