Волшебный дом
Шрифт:
В прихожей было темно, но из-за поворота лестницы, из самой кухни, проникало какое-то бледное свечение. Наверное, Боб включил там свет.
Краем глаза я заметил, что комната становится все меньше, а тени гуще, словно и та и другие сговорились раздавить всех, кто внутри. Здравый смысл сообщил мне, что весь этот эффект создается лишь игрой воображения, моим собственным страхом, но это мимолетное объяснение принесло мало утешения. Я все еще сжимал запястье Боба, но теперь сам трясся так же, как он. И когда я взглянул через открытую дверь, моя челюсть
По лестнице поднималась чья-то тень. Массивная фигура, смутная, чернильно-темная. Поднималась из кухни.
Вот она возникает, Сзади падает тусклый свет, фигура поднялась выше и теперь уже почти в полной темноте огибает поворот лестницы.
И медленно выходит в мягкий свет круглой комнаты.
Дурной кайф
Я чуть не рухнул от облегчения, когда в двери показалась Вэл.
— Вэл, ты что делаешь! — заорал я, отчаянно колотя кулаком по столу. — Ведь мы же тут все чуть не обделались со страху!
Она искренне удивилась.
— Господи Иисусе, почему? Я просто спустилась выяснить, из-за чего это наш болтливый друг поднял такой шум.
Вэл потянулась к выключателю у двери и зажгла верхний свет. Стены тут же встали на место, тени почти исчезли. Она решительно прошла через комнату, широкая фланелевая ночная рубашка, надетая с полным презрением ко времени года на дворе, развевалась сзади. Никогда еще Вэл не выглядела так грозно. Так успокоительно.
— Там, внизу, ничего нет, Боб, совсем ничего, — проговорила она, взирая на нас сверху. — Так из-за чего весь этот кавардак?
Я запахнул халат, чувствуя себя как-то не совсем одетым, и поднялся на ноги. Мы вместе посмотрели на Боба, и я с радостью заметил, что на его лицо возвращается цвет. Впрочем, здоровым Боб все равно не выглядел, совсем не выглядел.
— Помоги-ка мне, — обратился я к Вэл, и мы вместе, взяв его под мышки, подняли на ноги.
У него не осталось сил сопротивляться, и жизни тоже почти не осталось, так что мы прямо-таки заволокли его на диван.
— Когда я зашла сюда, он ползал по комнате, — объяснила Вэл, когда мы осторожно уложили тело, — выкрикивал грязные ругательства и указывал на лестницу. Я подумала, что, наверное, забрался вор, и сразу поспешила вниз.
Я всегда знал, что это мужественная женщина, но не думал, что до такой степени.
— Я проверила дверь и окна, но никаких признаков взлома. Наверное, нашего дорогого Боба разбудил какой-то страшный кошмар.
Киви все еще всхлипывала, но сумела выговорить:
— Нет, нет, он не спал. Ему захотелось пить. И он спустился.
Я был слишком потрясен, чтобы обратить внимание на ее голые бедра под короткой тонкой ночной рубашкой.
— Ты включала свет на кухне? — спросил я Вэл.
— Нет, он и так горел. И Боб прекрасно видел путь вниз. Только не могу представить, что вызвало у него всю эту истерику.
Мы с Мидж помогли Киви сесть на край дивана-кровати, Боб лежал на спине, глядя в потолок и что-то бормоча.
Согнутым
— Что Боб принимал вечером? Я знаю, он весь вечер был под действием гашиша, но когда все разошлись, он принял что-то посильнее, правда? — Чувствуя на себе взгляд Мидж, я рискнул оглянуться к ней и покачал головой, всеми силами оправдываясь. — Скажи, Киви, нам нужно знать, — настаивал я.
— Он... он принял немного «чайниза» [6] .
6
«Чайниз» — сорт низкокачественного героина.
Я закрыл глаза и про себя выругался. Гаррик. Героин. Дешевый коричневый порошок со всевозможными примесями, часто со стрихнином и прочими ядами. Чертов идиот!
— Не... немного, — быстро добавила Киви. — Он только нюхнул. Хотел, чтобы и я попробовала, но меня тошнит от этого. И нос раздражает.
Боб громко застонал и скорчился на диване. Потом вдруг сел и медленно осмотрелся. Бледность еще оставалась, но это была уже не та жуткая белизна, и он уже не так судорожно трясся, как раньше, а просто дрожал.
— Это... Где я?.. — выговорил Боб.
Мидж подошла и нежно положила руку ему на затылок.
— Боб, тут нет ничего страшного, — сказала она, и ее голос был так же нежен, как и ее прикосновение.
Потребовалось время, чтобы глаза Боба сфокусировались на Мидж, и тогда его грудь вдруг расслабилась и опустилась, словно в изнеможении. Когда Боб заговорил, в его голосе слышались слезы:
— Чертово место". Нужно бежать отсюда!
— Успокойся, — сказала Мидж, и я заметил, что ее рука прижалась к затылку Боба крепче. — Здесь нечего бояться.
Что касается меня, то я злился на Боба, я был готов его вышвырнуть. Он не имел права приносить эту дрянь в наш дом, никакого права, особенно зная отношение Мидж к любым наркотикам, сильным или слабым. Мне стоило усилий, чтобы не задушить его.
— Заткнись, Боб, — сурово сказал я. — Ты нанюхался какого-то дерьма, и вот результат.
Но мне вспомнилось, что когда-то перенес я сам.
Боб вроде бы немного пришел в себя, и, видимо, тут большую роль сыграла Мидж. Она продолжала говорить, ее тон успокаивал, руки непрерывно и мягко массировали одеревеневшие мышцы его шеи и плеч.
Когда Боб снова заговорил, то уже совладал с истерикой — впрочем, еле-еле.
— Там, в кухне, было что-то...
— В коттедже, кроме нас, никого нет, — заверил его я.
— Не кто-то, а что-то! Оно поджидало меня в темноте, сидя за... Боже, эта вонь! Я до сих пор ее чую. А вы разве нет? Там что-то страшное! — Его голос снова сорвался на визг.
— Нет, Боб, — спокойно ответила Мидж. — Грэмери — это доброе место, здесь нет ничего плохого.
— Ошибаетесь. Что-то есть... что-то...