Волшебный город
Шрифт:
Ничего не ответил ребенок, только глянул на Тита Варсонофьева васильковыми своими глазами.
– Пойдем со мной. – Тит подхватил одной рукой мальца, понес его к своей лошади. Тот ни слова не сказал, смотрел все так же спокойно, так же безмятежно.
– Видать, от страху разума лишился, – проговорил Тит, подсадив ребенка в седло.
Казак посмотрел удивленно, покачал головой:
–
– Не оставлять же малое дитя на верную смерть! – нахмурился Варсонофьев. – Богородица не велит! Это же душа живая…
– Твоя воля, Тит Прохорыч, а только не знаю, есть ли в нем душа! Сказывали старики, в этих местах шайтан хозяйничает, так не его ли это шутки…
– Будет болтать! – приструнил казака купец и направил лошадь к каравану.
По дороге, из любопытства, развязал сафьяновый мешок, который бережно прижимал к себе его найденыш.
Тот сперва замычал недовольно, но потом смирился и смотрел все с той же безмятежностью. А Варсонофьев в изумлении разглядывал диковину: чудный град, из слоновой кости точенный. Богатые дворцы и красивые дома карабкались по склонам холма среди тенистых садов и радостных цветников, а на самом верху красовалась невиданная, удивительная церковь – восьмиугольная, с круглым легким куполом…
– Беловодье! – проговорил, неслышно подъехав к нему, казак.
– Что ты говоришь? – переспросил Тит. – Какое еще Беловодье?
Казак сперва ничего не ответил, только нахмурился. Но после не удержался и проговорил тихим, мечтательным голосом, какого не ждал от него Варсонофьев:
– Беловодье, Тит Прохорыч, – это праведная земля, где живут простые люди в любви и полной справедливости. Правит там праведный царь Иоанн и решает все по правде. Нету там ни голодных, ни сирых, ни убогих…
– И где ж такая земля? – недоверчиво спросил купец.
– Далеко, Тит Прохорыч! За Окиян-морем, за Громовыми горами, за Индейским царством…
– Ерунду говоришь! – насупился Варсонофьев. – Я уж где только не бывал, а ничего похожего на твое Беловодье не видел.
– Немудрено!.. – проворчал казак, отъезжая. – Беловодье, оно только чистому сердцу открывается…
Вета услышала шаги мужа, и в тот момент, когда скрипнула дверь спальни, успела захлопнуть тетрадь и запихнуть ее в ящик стола.
Письменный
В первое время муж все сокрушался по поводу кабинета – негде, дескать, заниматься серьезной научной работой, но с тех пор, как перешел в частную гимназию, про это не заговаривал – у него появилось время на посещение библиотеки.
Письменный стол считался у них общим, точнее, Вете принадлежало в нем всего два ящика, в одном хранилась стопка листов с ее несостоявшейся диссертацией, еще кое-какие заметки для статей, в другом она держала разные мелочи, те, что более обеспеченная женщина хранит в туалетном столике или в тумбочке возле кровати, – не применяемую в данный момент губную помаду, флакончик французских духов, которые муж когда-то, страшно сказать, как давно, подарил на день рождения, нераспечатанную упаковку колготок – на черный день, старую пудреницу, грошовую бижутерию и вовсе уж ненужное, но милое сердцу барахло, с которым жалко расстаться.
Именно в этот ящик Вета и сунула тетрадь. Если бы кто-то спросил ее, зачем она это сделала, Вета затруднилась бы ответить. Отчего-то ей не хотелось показывать ее мужу. Это была только ее тайна, про это никто не должен знать. Она же не сказала про тайник капитану Островому, нарушила закон, скрыла от него важную улику, так уж тем более не скажет мужу или свекрови. Да им и неинтересно.
– Ветка, ты что сидишь в темноте? – удивился муж. – Лампу зажги.
Оказывается, уже давно наступили сумерки, а Вета и не заметила.
– А чем ты тут занималась? – не отставал муж. – Спала, что ли?
– Устала очень сегодня, – ответила Вета чистую правду, – ты ложиться будешь или еще телевизор посмотришь? Тогда я в душ пойду!
– А это что такое? – Муж наклонился, и Вета поверх его головы увидела, что на полу валяется тот самый старый листок с бессмысленными словами. Надо полагать, он выпал из тетради, когда она в спешке сунула ее в ящик стола.
Вета хотела поднять листок, но он уже трепыхался у мужа в руках.
– Ого, это что-то интересное… – Муж профессионально быстро ощупал листок, поднеся его к свету. – Бумага старая, выцветшая, с ней нельзя так обращаться, может и развалиться… Чернила тоже старые… Откуда это у тебя?
Вета хотела сказать, что его это не касается, и уже протянула руку, чтобы забрать листок, но в последний момент передумала. Ей ли не знать своего мужа? Он ужасно упрям, просто как ребенок, если сейчас ему не ответить, он ни за что не отдаст листок, начнет ныть, канючить, расспрашивать и не успокоится, пока не выяснит у нее всю подноготную. А она и сама не знает, в чем тут дело.