Волшебный камень
Шрифт:
Он еще раз попытался умерить страсти, сказав, что после войны никто не помешает Нестерову вести свои поиски, но сейчас, когда страна бросает все средства на оборону… Но тут попросил слово Саламатов, и Палехов осекся, увидев его гневное лицо.
— Вы вспомнили о войне, Борис Львович, правильно, — сказал Саламатов. — Именно потому, что идет тяжелая, беспощадная борьба с врагом, мы разрешаем Нестерову этот поиск, беспримерный по трудности, без достаточного количества рабочих, машин, продуктов. В другое время мы все, в том числе и вы, потребовали бы создания большой, богато оснащенной экспедиции и только тогда позволили бы Нестерову идти в тайгу.
И вдруг произошло то, чего никто не ожидал. Палехов встал над столом, изобразив на своем широком лице самую добродушную улыбку, и сказал:
— Помилуйте, Игнатий Петрович, товарищи, да за кого вы нас принимаете? Областное управление хотело только выяснить, есть ли какие-нибудь надежды у Нестерова. Никто не собирался ставить ему преграды. Наоборот, если и геологи, и мастера, и даже партийные руководители горой стоят за него, то тут и говорить не о чем! Разве только напомнить, что спрос будет не с одного Нестерова… Ну да большому коллективу и отвечать легче!
И сел на свое место, с виду благодушный, будто и не замечая, как переменился в лице Суслов, как побледнела Меньшикова как озабоченно поднял голову парторг. Только Саламатов не проявил волнения, которое Палехов надеялся вызвать и у него. Он внимательно смотрел на Бориса Львовича, как будто пытался представить себе следующий ход, рождающийся в его изощренном уме. И Палехов невольно отвел глаза.
А кругом уже облегченно зашумели, девушки вскочили с мест и окружили Бориса Львовича, приглашая на пельмени; кто-то сострил, что «Палехов уполномочен, да не очень». Помешать-то Нестерову он не смог. И только те, кого Борис Львович зачислил в «сообщники» Нестерова, тревожно переглядывались, соображая: а что же может последовать за этим?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прохожий спросил мудреца:
— Далеко ли еще до Мегары?
— Иди! — сказал мудрец.
И, увидев, как он идет, ответил:
— К вечеру ты будешь в Мегаре…
К концу третьего дня пути Нестеров почувствовал страшную усталость. Каждый, кто много ходил пешком или на лыжах, переживал этот третий день. Тело не подчиняется духу. Неопытный солдат ложится спать без ужина. Пешеход позволяет себе преждевременный отдых. Мир темнеет и тускнеет. Воздух давит на плечи, пригибает человека к земле. Человек садится, откидывается на спину и вдруг засыпает без сновидений.
Теперь Нестеров был на водоразделе. Все реки по левую сторону текли на запад, делясь на Волжскую и Печорскую системы. Реки, что видел он справа, уходили по темным долинам, куда уже не достигало клонившееся к лесу солнце, в Обь. Сергей стоял на плоскогорье, опершись на ружье, и запавшими глазами осматривал каменный мир.
Горные хребты, подняв к небу косматые вершины, застыли в свирепом боренье, подобные синим волнам. Впрочем, это и были волны столкнувшихся земных щитов. Все таимые в глубинах земли богатства вырывались здесь наружу, растекаясь по складкам хребтов, пронизывая пустоты гранитов, пробивая известковые скалы… И хотя все кругом было бело от снега, сине от теней, Нестеров видел
Легко сказать — приди и открой! Нестеров вскинул ружье за спину и повернул к пологому спуску, сбегавшему в темную долину. Солнце еще раз порадовало его, выйдя из-за соседней горы и окрасив снег в розовый цвет, будто вся небесная красота упала под ноги. Он с трудом добрался до спуска, оттолкнулся одеревеневшими ногами и заскользил вниз. Встречный ветер с силой бил в лицо, толчками ударял в грудь. Ничего, Нестеров все равно доберется до реки и там сделает привал!
Ветер срывал с наста колючие льдинки. Щеки покрывались каплями влаги; казалось, что это выступает кровь от уколов ледяными иглами. Вдруг Нестеров круто затормозил, подтягивая лыжи сыромятными поводками вправо, рискуя сломать их. Он увидел черный конус горы, замыкавший долину, в которую он сбегал, розовый хребет на востоке — тот самый, который только что покинул, расщепленную молнией лиственницу у самой реки и молитвенный курган, на котором высился бог с головой рыбы, грубо высеченный из камня. Нестеров узнал это место. До прошлогодних разведок осталось тридцать километров.
Он оглядел розовый от заходящего солнца горный хребет, еще раз посмотрел на каменного бога и торопливо побежал к нему, забыв об усталости.
С разбегу он попал на лосиную тропу, проторенную к водопою на незамерзающей горной реке. Река дымилась перед ним от вечерней изморози. Лоси пробили дорогу, похожую на те, какими деревенские стада спускаются к проруби. Тропа была избита рубцами шаг в шаг. Лыжи загремели на впадинах, как если бы он провел палкой по изгороди.
Идти по тропе стало легче. Редкий березовый лес на берегу показывал, что в давние годы здесь было поселение. Люди выжгли старые леса, на их месте поднялись лиственные деревья, — парма отступила в горы.
Нестеров все убыстрял шаги. Усталость склоняла его к земле, он перестал видеть вокруг, читая только следы зверей. Поперек лосиного хода лежала цепочка следов горностая. Прошлогодний брусничник был обнажен трудами рябчиков, куропаток, глухарей. Птица кормилась у реки на луговинах. Тяжело шумя крыльями, взлетел сизый самец и уцепился за березовые ветки, искоса посматривая на пришельца красными глазами. Нестеров не мог даже снять ружье, чтобы выстрелить. Он миновал последние замшелые березы и вышел на берег, как вдруг почти рядом с ним раздался окрик:
— Стойте!
Он сорвал ружье с плеча, усталость смыло, будто он услышал сигнал к атаке. Ствол ружья сам собой направился в ту сторону, откуда раздался окрик.
Нестеров глядел поверх ствола вдоль берега. Однако ничто, казалось, не грозило ему — он не мог различить в кустах ни блеска металла, ни враждебного лица. Ему показалось даже, что окрик был следствием галлюцинации, но все же Нестеров, прижавшись к дереву, внимательно осматривал берег, на который уже ложились вечерние тени.
Внезапно глаза его различили нечто похожее на фигуру человека, пригнувшегося к земле для лучшей маскировки. Нестеров вспомнил рассказы об охотниках за горбачами. Эти старые лесные сказки приятно слушать только возле камелька в охотничьей избушке. Охотники за горбачами выходили на свой промысел именно в это время года, в конце охотничьего сезона, и подкарауливали беззаботных добытчиков, чтобы овладеть их трудами после удачного выстрела из засады. Нестеров настороженно следил за пригнувшимся человеком, готовый выстрелить при первом враждебном движении.