Волшебный корабль
Шрифт:
Малта помимо своего желания выслушала все до конца. Она понимала: бабка для нее слишком хитра и умна. Где-то здесь таилась скрытая ложь пополам с извращенной правдой о ее замечательном, красивом, отважном отце. А у нее не хватало сообразительности сразу вскрыть подлый обман. Поэтому она заставила себя улыбнуться:
— Тогда ты, наверное, не будешь возражать, если я расскажу ему то, что я знаю? Пусть хоть немного рассеется невежество, которое так тебя оскорбляет. Я, в частности, скажу ему, что никаких карт реки Дождевых Чащоб никогда не существовало, потому что пробудившийся живой корабль — сам себе лоцман. Хватит ему пребывать в неведении на сей счет, верно?
Она пристально следила за выражением бабкиного лица: как-то примет она известие, что Малта знает секрет! Но пожилая женщина ничем себя не выдала. Она лишь покачала головой:
— Ты пытаешься грозить мне, дитя, и не понимаешь того,
Роника повернулась и выбежала из комнаты. Спаслась, можно сказать, бегством, забыв про силу и достоинство. И Малта поняла: она победила. Она настояла на своем — раз и навсегда, и теперь все должны будут обращаться с нею не так, как прежде. Она победила, она всем доказала, что ее воля ничуть не слабее бабкиной. А на последние слова Роники ей было наплевать. Это все равно была очередная ложь. Про жертвы и все такое прочее. Очередная ложь, и не более.
Ложь. «Кстати…» Она вовсе не хотела им лгать про сновидческую шкатулку. Ей не пришлось бы кривить душой, не будь старуха настолько уверена, что она сперла коробочку и потом наврала. Если бы Роника Вестрит просто посмотрела на нее и чуточку усомнилась в ее невиновности, Малта рассказала бы ей правду. Но чего ради говорить правду людям, которые и так заранее уверены в твоей преступной сущности? Уж лучше громоздить ложь на ложь и тем соответствовать бабкиному мнению. Тем более что бабке определенно охота находить у Малты все мыслимые недостатки: таким образом старуха сама перед собой оправдывается за то отвратительное обращение, которому в этом доме подвергают Малтиного отца. «Бабка сама во всем виновата. Когда плохо обращаешься с людьми, то же самое и от них получаешь!»
— Малта? — голос прозвучал очень тихо и ласково. Плеча Малты нежно коснулась рука: — Малта, голубушка, у тебя все хорошо?
Малта крутанулась на месте. Схватила свою тарелку с остатками каши — и шарахнула ее об пол, прямо под ноги Рэйч.
— Ненавижу овсянку! Не смей ее больше мне подавать! В остальном можешь готовить, что тебе скажут, но овсянки больше чтоб не было! И не смей ко мне прикасаться! Ты не имеешь права на это!.. А теперь приберись тут — и оставь меня в покое!
Она оттолкнула потрясенную рабыню с дороги и вылетела из комнаты. Рабы!.. Какие же они глупые! Причем во всех отношениях…
— Совершенный… Мне надо кое о чем переговорить с тобой.
Янтарь провела с ним целый день после полудня. Она принесла с собой фонарь и исследовала его корпус изнутри. Она медленно ходила по трюму, по капитанской каюте, по всем помещениям, осмотрела рундук для карт. Задала кучу вопросов. На одни он ответил, на другие — не смог или не захотел. Она нашла вещи, оставленные Брэшеном, и смело переустроила их на собственный вкус, говоря: «Как-нибудь я приду сюда вечером и заночую внутри, хорошо? Мы до утра сможем рассказывать друг другу что-нибудь интересное…» Как занимал ее всякий случайный мусор, который она находила. Мешочек с игральными костями, засунутый в укромный уголок кем-то из моряков — чтобы можно было развлекаться на вахте и не быть пойманным. Надпись, вырезанная на переборке: Три дня, да поможет нам Са… Ей ужасно захотелось узнать, кто это вырезал и почему. Она обнаружила кровяные отметины и немедленно преисполнилась любопытства. Она ходила от одного пятна к другому, насчитав их семнадцать. Она пропустила еще шесть штук, но он не стал ее поправлять. Не стал ради нее вспоминать день, когда пролилась кровь, или имена павших. А в каюте капитана она разыскала запирающийся стенной ящичек, где положено было храниться его бортовому журналу. Там было пусто. Замок был давно взломан, даже деревянная дверца — размочалена в щепы. А бортжурналы, хранилища его памяти, — безвозвратно похищены. На эту новость Янтарь накинулась, точно чайка на мертвое тело, плавающее по волнам.
— Так вот почему ты на мои вопросы не отвечаешь? Или есть иная причина? Ты правда без бортжурналов совсем
На это он только передернул плечами:
— Я, может, и позабуду тебя. Лет этак через десяток, когда ты потеряешь ко мне интерес и перестанешь посещать меня. Ты не понимаешь, что расспрашиваешь меня o событиях, случившихся задолго до твоего появления на свет? Попробуй, расскажи мне о своем раннем детстве. Ты себя очень хорошо помнишь в младенчестве?
— Не особенно. — И Янтарь переменила тему: — Знаешь, что я вчера сделала? Пошла к Даваду Рестару и сказала, что хочу приобрести тебя.
Выслушав такое, он надолго умолк. Потом холодно проговорил:
— Давад Рестар не вправе меня продавать. Он мне не владелец. И потом, живой корабль вообще не может быть продан и куплен — разве что родней у родни, и то разве что при безвыходных обстоятельствах.
Настал ее черед помолчать…
— А я почему-то думала, ты знаешь, — сказала она затем. — Ну что ж, если не знаешь, придется тебе рассказать, ведь это тебя касается. Совершенный, среди «новых купчиков» уже несколько месяцев ходят слухи о том, что ты выставлен на продажу. И Давад выступает как посредник. Поначалу твоя семья настаивала на таких условиях сделки, при которых ты больше не использовался бы как корабль, потому что… потому что они не желали нести ответственность за чью-то возможную смерть… — Янтарь вновь помолчала. — Совершенный… Насколько я могу быть откровенна с тобой? Иногда ты рассуждаешь так мудро и вдумчиво. Иногда же…
— Так, значит, ты надумала купить меня? Зачем? Что ты собираешься сделать из моего тела? Бусы? Мебель?
Он едва владел собой, его слова и голос были до предела язвительны. «Да как она посмела! Она!..»
— Нет, — с тяжелым вздохом ответила женщина. И пробормотала словно бы про себя: — Вот этого я и боялась. — Перевела дух и продолжала: — Мне надлежит сохранять тебя в прежнем виде и на прежнем месте. Таковы были мои условия…
— На прежнем месте? Вечно на берегу, на цепях?… Чтобы на меня чайки садились, а под килем рылись крабы? Торчать здесь, пока те мои части, что из обычного дерева, не догниют окончательно и я не начну визжать, разваливаясь на куски?!
— Совершенный! — Она выкрикнула его имя с болью и гневом. — А ну-ка прекрати, слышишь? С чего ты взял, будто я позволю такому случиться с тобой? Ты должен выслушать меня до конца, понял? Потому что мне, как я полагаю, может понадобиться твоя помощь! А если ты сейчас ударишься в подозрения и обвинения, я не смогу тебя выручить! А мне ничего так не хочется, как тебя выручить! — она снова остановилась перевести дух. — Ну так что? Будешь ты наконец слушать? Дашь мне возможность все тебе объяснить?
— Объясняй, — буркнул он мрачно. «Все ложь и отговорки. Обман и предательство…» Что ж, он выслушает. Выслушает — и попробует что-нибудь придумать, чтобы отбиться от них. От них от всех…
— Ох, Совершенный… — хрипло выговорила она. И приложила ладонь плашмя к его корпусу. Он постарался не обращать внимания на это прикосновение, но помимо воли уловил сильнейшее чувство, трепетавшее в токах ее крови. — Семейство Ладлаков — твоя семья — переживает трудные времена. Очень трудные. Многим старинным семействам сейчас приходится нелегко. Причин тому множество: подневольный труд, войны на севере… Можно долго перечислять. Как бы то ни было, твоему семейству нужны деньги — и срочно. «Новые купчики» об этом прослышали и загорелись мыслью приобрести тебя. Не думай плохо о Ладлаках… Они отклонили множество предложений. Но когда им стали предлагать действительно высокую цену — они оговорили, что не станут продавать тебя никому, кто намерен использовать тебя по прямому назначению: в качестве корабля. — Совершенный ощутил, как она покачала головой. — «Новые купчики», — продолжала она, — поняли это так, что цену следует поднимать еще и еще — пока Ладлаки не согласятся-таки продать тебя как корабль… — Янтарь вздохнула и продолжала уже спокойнее: — Примерно тогда же до меня дошли слухи, что, дескать, единственные суда, способные ходить по реке Дождевых Чащоб и возвращаться невредимыми, — это живые корабли. Диводрево якобы противостоит разъедающим белым водам, извергаемым время от времени верховьями реки. Мне показалось, что это похоже на правду: то-то ты годами стоишь здесь и не гниешь. Это объясняет и то, зачем семьи на поколения влезают в долги, лишь бы обзавестись кораблем вроде тебя. Только таким образом можно участвовать в торговле с Чащобами… В общем, слух распространился, и твоя цена сразу поползла вверх. «Новые купчики» наперебой обязуются никого не винить, если ты перевернешься и кого-то убьешь, и стараются перебить тебя друг у дружки… — Янтарь умолкла, а потом негромко спросила: — Совершенный, ты меня слушаешь?